Он переворачивал камень за камнем, и, хоть не было конца этим камням, они стали легки, и рябь перед его глазами, рябь от складок породы, от подмигивающих золотом пятен слюды, от бледных, похожих на мясные жилы, включений Витриона, уже не отвлекала Туса. Но пока не появлялось и намека на то, что безуспешно искал его взгляд.
«Если не начнут работ по рубке ступеней, наверное, смогу и завтра. Хотя не разобраны еще завалы в хранилищах… Завтра, вероятно, моя очередь… Надо поговорить с Никитом…»
Вдруг Тус почувствовал, что камни за его спиной зашевелились. Он обернулся. Позади него, чуть ниже, слегка покачиваясь, стоял монах.
— Уф… — выдохнул Тус, не в силах поверить собственным глазам. — Филон, неужели?..
— А ты не узнал, — улыбнулся монах. — Страшен, да? Но зато жив… Меня только что нашли в пещерах, в хранилище.
Тус сам не понимал причины своей настороженности. Перед ним стоял Филон, бледность и потрепанность которого была вполне естественной для человека, проведшего несколько дней в пещере. И по речи Тус узнавал Филона, однако в его голосе проскальзывали некие фальшивые ноты, пугавшие служку. Резкая тень, отбрасываемая капюшоном, закрывала всю верхнюю часть лица монаха, а сама хламида была обтрепана и перепачкана пылью.
Филон продолжал покачиваться.
— Тебе худо? — спросил Тус. — Присядь…
— Спасибо, насиделся. Пять дней во тьме. Хорошо хоть, пил вина вволю. И зерно, и крупы были. Бедный Максим… Мне рассказали…
— Да, — ответил Тус, все больше убеждаясь, что перед ним Филон. — Тебе повезло. А Юст не с тобой был?
— Нет, когда началось, я спустился в хранилище, в самую глубину, туда, где мешки с хореной.
— А-а… — протянул Тус, не зная, где находится зерно, но приблизительно представляя план пещерных хранилищ.
— Юст оставался в монастыре, — продолжил Филон. — Но почему-то никто не догадался поискать меня в пещере. А я же отвечаю за хлеб. И все это знают.
Страх, поначалу пробежавший холодной волной по спине Туса, совсем исчез. Служка уже не сомневался: перед ним Филон. Филон, которого несколько дней заточения состарили на несколько лет.
— Я знаю, что ты ищешь… — Тус увидел, как под капюшоном сверкнула улыбка. — А я не искал, да нашел. Прямо на дороге, возле тебя.
Филон вытянул из-под хламиды левую руку и протянул Тусу прозрачный, как водяная капля, камешек. Хотя солнце наполовину скрылось за гребень скалы и в долину спустились сумерки, свет не хотел покидать прозрачный кристалл.
— Это берилл? — спросил Филон.
— Да…
— Смотри, как переливается.
Филон продолжал покачиваться, и взгляд Туса медленно скользил за то приближающимся, то удаляющимся камнем. За каплей света на темной ладони. Морщины, пересекая ее направо и налево, темнели, словно дороги среди желтых полей хорены. Тус вспомнил, как, поднимаясь в горы, смотрел на расстилающиеся внизу поля, где маленькой серой точкой, уже наполовину скрытая дымкой, виднелась его деревня. И вдруг, когда лучи Таира отражались в каком-нибудь окне, вспыхивал, пробивая дымку, оранжевый огонек.
Тус неожиданно почувствовал, что его ноги становятся ватными, юноша захотел присесть.
«Странно, вроде не устал, а засыпаю…» — Эта мысль на мгновение отрезвила юношу, но за ней последовал вкрадчивый голос, уже совсем не похожий на голос Филона:
— Смотри, как он переливается… Смотри, смотри… — Голос неожиданно стал жестче: — Стоять и спать… Спать и стоять…
Тус повиновался: его глаза были открыты, но уже ничего не видели, а тот, кого он посчитал за Филона, сильным движением откинул капюшон. Безволосая голова незнакомца походила на огромный продолговатый клубень кассаты, в котором глубоко, двумя червоточинами, сидели темные глаза. Они были столь жуткими и столь притягивающими, что на все остальные части лица: узкий некрасивый рот, приплюснутый нос — посторонний наблюдатель не обратил бы внимания.
Незнакомец тем временем вытащил из-под хламиды вторую руку. Она уже не напоминала обрубок: успел образоваться сустав и выросли пальцы. Однако пальцы были маленькие, как у младенца, и сплошь покрыты ошметками шелушащейся кожи: рука росла так быстро, что кожа не успевала обновляться. Незнакомец положил обе руки на плечи юноши, придвинул его к себе и впился взглядом в его глаза.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
«…Не способен мой слабый разум охватить переплетений, свитых судьбой в нашей многострадальной обители. Кому и зачем нужно это странное человеческое зелье, что варится в Чаше Хрона? Тени, отбрасываемые нашими бедами, превращают обыденное в страшное и пугают подобно тому, как испугали меня вчера вечером шаги Мика — несчастного безумца, пришедшего ко мне за помощью. А я, еще не освободившись ото сна, вообразил невесть что и приготовился к защите.