Никит опустился в кресло и аккуратно снял бархатный покров. На пюпитре был развернут текст, который он знал почти наизусть, текст напряженный и в то же время странным образом успокаивающий. Губы Никита беззвучно задвигались вслед за глазами, вслед за буквами. Он мог бы читать гораздо быстрее, но именно проговаривание про себя создавало то необычное состояние, в которое погружал Никита этот древний, десятком скрипторов переписанный, свиток.
«…И пал Ранит на колени, не в силах поднять глаз на Него. И слова Хтона были подобны огню обжигающему, и голос грохотал, словно гром. Трепет объял жреца, но слова Бога Воплощенного стали стержнем несгибаемым внутри тела Ранита. И внимал словам Ранит, и слышал:
— Пал в морские глубины Илланхтон, и все храмы каменные падут, ибо не в храме моя обитель, а в сердцах людских.
И отвечал Ранит:
— Воистину так, Всеприсущий.
И слышал Ранит:
— Нет лучшей молитвы, чем молитва в душе и сердце, и пусть всяк молится мне, когда чувствует потребность в том, и нет лучшей жертвы мне, чем жертва ради ближнего моего.
И отвечал Ранит:
— Воистину так, Всеприсущий.
И слышал Ранит:
— В любом доме, где жив человек, — мой храм. На любой дороге, где идет человек, — мой храм. Устами больных и нищих приму я ваши жертвы и возрадуюсь, увидев, что ржавчина покрыла ваши мечи и бывшие враги пришли друг к другу с любовью.
И отвечал Ранит:
— Воистину так, Всеприсущий…»
Никит явственно представлял себе этого Ранита, верховного жреца Хтона, однажды возвестившего людям волю Бога. С той поры нет жрецов Хтона и нет храмов его. Развалины одного из них сохранились в Коре, но дальше ворот начинается земля. Когда корские жрецы отказались выполнить волю Хтона, в одну из ночей он сам разрушил свой храм. Гора просела так, что на месте пещер ничего не осталось — только величественные ворота, ведущие в тупик.
Неожиданно, словно перечеркивая текст, перед глазами монаха снова мелькнуло темное, отливающее сталью, лезвие. «О Боже!» Оно моментально исчезло, но мысли библиотекаря вернулись к реке, где в сумерках некто наблюдал за ним. Никит представил глаза, полные красного недоброго света. Но его разум тотчас возразил: «Не было никаких глаз! Ничего не было!»
Аккуратно накрыв пюпитр, Никит пересел к соседнему, на котором он оставил записи, и продолжил:
«Я предчувствую скорое несчастье, оно грядет… Не оно ли подсматривало сегодня за мной из камней у реки? Я чувствовал его язык, похожий на острие стального меча, я видел его тень, похожую на тень человека. Случится ли оно со мной, или это знак для всей обители, я не знаю, но вечером сего дня я понял: оно грядет.
Вслед за трещиной в верхней пещере, извергающей смрад, появились трещины и в нашем безмятежном существовании, наполненном служению Богу и людям. Какая недобрая душа могла вызвать этот гнев, я не знаю и не берусь гадать об этом.
Видел я также хрисс. Не ведая страха передо мной, они перебегали монастырский двор. Это описывал еще Леон Лисский. Перед сотрясением тверди животные ощущают ее намерения лучше людей. Может, и я, подобно хриссе, предчувствую это?»
Однако к утру опасения Никита не сбылись. К трапезе он пришел невыспавшийся, с грузом все тех же тяжелых мыслей. Возможно, поэтому лица многих обитателей монастыря показались ему столь же хмурыми и озабоченными, как и его собственное. Ничто ему было не в радость, даже свет Таира казался зловещим. Не притронувшись к еде, он обошел длинный стол и присел на скамью рядом с учеником мага.
— Юл…
— Да, уважаемый.
— Хотел бы я побеседовать с тобой.
— Всегда к твоим услугам, уважаемый. — Юл внимательно взглянул на библиотекаря.
— Нет, не здесь. — Жуткая холодная волна вновь подкатила к сердцу Никита, и Юл это почувствовал.
— Хорошо. Через пару минт под кедросами.
Книжники часто собирались в тени трех кедросов в монастырском садике. Несколько иров назад Никит там поставил на камни две широкие доски. Жрецы и служки, включая Эанта, нарочито игнорировали эти полуденные сборища: не пристало слугам Бога беседовать с невесть какими хитроумными учеными, среди которых бывали и маги.
Последние же дни под кедросами собирался тесный кружок, куда входил сам Никит и гости, прибывшие в монастырь около менса тому назад: ученик мага из Руны Юл, Нахт — жрец из Уасура и нетонский ученый Ксант. Иногда в беседах участвовали и монахи, живущие в монастыре. Но в такое раннее время скамейки под кедросами обычно пустовали.