Неожиданно холодный голос прозвучал в безжизненной тьме.
— Потому, что так правильно. Я не могу иначе, — понимая, что все равно не смогу слукавить, спокойно произнесла я.
И вновь в кромешном мраке настала ледяная тишина. Лишь мое сознание беспомощно колыхалось на волнах бездонного безмолвия.
— Это был твой выбор, — вновь словно отовсюду прозвучал жесткий голос.
Через мгновение холодная обволакивающая мгла пропала… Ее место занял яркий, ослепительный свет… И вот теперь пришла настоящая боль…
— Милолика, заклинаю, очнись! — буквально звенело в моем сознании.
Я может, была бы и рада, прислушаться к столь требовательной просьбе, но тело отказывалось слушаться. Более того я ясно понимала, что пробуждение ни чем хорошим не обернётся. Сейчас каждую частичку моего организма пронзала острая, режущая боль. Голова гудела так, что казалось, единственным средством к исцелению будет топор. Да еще незнакомый голос, не унимаясь, пытался докричаться до требующего покоя и тишины сознания.
— Милолика я чувствую, ты дышишь!
«Конечно, дышу!» — отчаянно согласилась с неизвестным мне переговорщиком.
Я буквально каждый микрон своих легких чувствовала. Да и само дыхание давалось с большим трудом, создавалось впечатление, что в легкие попадает не живительный кислород, а раскаленная лава.
— Давай милая, не пугай. Открой глазки.
Вот от подобной просьбы, хоть и мысленно, но решительно отказалось. Мало того, что не знаю, что со мной приключилось и почему в подобном состоянии. Так и голос был совершенно не знаком. Более того, представление не имела, кто я сама, и как меня зовут…
— Оробас отойди от нее, — глухой, холодный голос прозвучал совсем рядом.
Каждый ноющий нерв в моем теле словно свела судорога. В сознании пропали последние мысли. Лишь чувство самосохранения, словно трубя тревогу, разгоняло и так бешено стучащее сердце, заставляя в очередной раз сжаться от непреодолимой боли.
— Маркус не над…
Тот первый, кто пытался привести меня в чувство, не успел договорить. Что-то или кто-то явно не собирался вступать в диалог. Глухой звук и вокруг меня все стихло. Но лишь на мгновение. Жуткое ощущение надвигающейся опасности ледяной лавиной заставило замереть душу. Даже находясь в полной темноте из-за закрытых глаз, я видела, как вокруг меня начала клубиться живая, бездонная тьма.
— Открой глаза, — прозвучал приказ.
Против собственных титанических усилий, вопреки здравому смыслу и чувству самосохранения я открыла глаза. Сознание и без того, по ощущениям рвущиеся на куски, окончательно разбилось. Дыхание, которое с таким трудом пыталась успокоить, остановилось вовсе. Сердце, подчиняясь всеобщему трепету организма, замерло. Тело сковала болезненная судорога. А я не могла отвести взора над нависшим чудовищем…
Надо мной возвышался мужчина. Словно грозовое облако он заслонил все окружающее пространство. Темные как смоль волосы безжалостно трепал ветер. Острые черты лица покрылись усталой, безжизненной тенью, а в черных глазах не было ничего кроме мертвой тьмы.
— Это был твой выбор Милолика.
И прежде чем я успела сделать вдох, в мое сознание искрящимся вихрем начали возвращаться воспоминания…
Я сидела тихо на теплой еще дымящейся земле. В спину больно упирались остатки от неразрушенной стены. Холодный ветер безжалостно трепал лицо и открытые участки тела. Но сейчас мне было все равно…
— Отныне и навечно…
Если признаться честно, я практически не вслушивалась в слова Маркуса. Вокруг меня словно образовался купол отчуждения и безразличия.
«Как он мог поверить!? Как он мог пойти на такое!?» — сотни однотипных вопросов терзали душу.
Я не могла обвинять Маркуса за его чувства. Не могла упрекать в том, что он чуть было, не натворил. Но в том, что он не дал мне высказаться, не дал оправдаться после возращения с Грани, я принять не могла…
— … границы Таноса…
Голос Маркуса продолжал ледяной метелью витать в воздухе. Сейчас повелитель Темной империи выносил приговор едва выжившему королю Адвоха.
Демон лежал едва живой у подножия не известно, почему уцелевшего дерева. Сил у Алекса не то, что на сопротивление, на вздох практически не было. Но он был жив… А все остальное… переживу.
— Ничего… Могло быть и хуже… Маркус ведет себя великодушно…
Словно обеспокоенная курица-наседка причитая вокруг прыгал огромный лев. От каждого моего вздоха или едва уловимого движения Палач Преисподней вздрагивал, опасаясь очередной убийственной глупости с моей стороны. Но, кажется, лимит идиотизма я и так перевыполнила. Теперь мне оставалось покорно уповать на благоразумие Маркуса…