— Кто, Вась?
— Мораториум! Вторая половина!
Круглая площадь, такая же, как на той стороне. Чёрный цилиндр, замысловатый механизм. Действительно, похож.
— Садимся, садимся! — подпрыгивает Василиса. — Я его сейчас запущу! Я уже знаю, как!
— Уверена? — спросил Иван.
— Ну… Такое. Надо попробовать, — чуть сбавила энтузиазм девочка.
— Машине стоп. Трап опустить!
— Вот, здесь, видишь, пап? Тут даём толчок, и оно заводится.
— Хм, — Иван смотрел скептически, — на той стороне не завелось. Хотя я эту штуку тоже приметил.
— Потому что на той!
— Так они симметричные.
— Ну же, давай попробуем!
Иван привстал на цыпочки, протянул руку куда-то внутрь механизма, взялся за какой-то рычаг и резко потянул его на себя. Щёлкнуло, клацнуло, зажужжало, затикало. Механизм пошёл вращаться, но, сделав пол-оборота, затих.
— Ровно та же картина, что там. Импульса, что ли, не хватает?
— Точно! — подскочила Василиса. — Импульс! Надо одновременно — там и тут!
— Хм… но как ты себе это представляешь?
— По таймеру синхронизируемся! Я перехожу туда, запускаем секундомеры. Через тридцать минут ровно — раскачиваем пусковые рычаги, пока импульс не совпадёт.
— Дело, — кивнул Иван, — может сработать. Ты у меня умничка, Вась.
— Ха! Ещё бы!
— Ну что, — вздохнул я, стараясь не поддаваться чувству собственной неполноценности, — пойдём, посмотрим, как мой дом выглядит снаружи?
Хорошо выглядит. Готично-романтично. Тёмный крупный камень стен, острые скаты черепичных крыш над выступающими… без понятия, как правильно назвать эти архитектурные излишества. Полукруглые застеклённые выступы стен, образующие псевдобашенки. О, тут и балкончики есть! Изнутри не заметил. Все заплетено крепкой лозой, маскирующей грязные стены и почти непрозрачные окна. Невысокая каменная ограда, за ней буйно разросшийся сад, через который мы с трудом проломились к двери.
Стучать пришлось долго, а когда нам, со скрежетом засовов, наконец, открыли, то первое, что мы увидели — ствол ружья. Его, решительно прищурившись, держала Таира.
— Откуда у тебя ружьё? — спросил я растерянно.
— У женщина должно быть ружьё! — ответила она, не опуская оружия. — Женщина защищать дети и козы! Ты уходить туда, приходить сюда… Это точно ты?
— Ты что, не узнаёшь меня?
— Может, ты угрхайя, демон-перевёртыш? Я слышать, такие бывают в пустой мир! Ты доказать, что это ты!
— У тебя родинка на…
— Это ты! Заходить. И вы заходить, — она опустила ружьё и сделала приглашающий жест. — Еда кормить вас?
— Не надо, — отказался Иван, — мы лучше сразу к мораториуму, а то Ваське кусок в горло не полезет, пока она не попробует.
У дверей Иван и Василиса сверили часы — большие, механические «штурманские» у него и лёгкие плоские электронные у неё.
— Тридцать минут ровно, пап!
— Время пошло! Сходишь с ней, Тём? Мне спокойней будет. А я на той стороне запущу.
— Конечно. Пойдём, Василиса.
— Дядь Артём, — спросила она, пока мы шли к площади. — Вы же спасёте Зелёного? Маша, дочка его, так переживает. Плачет. И Лена тоже… Не плачет, конечно, но очень волнуется.
— Постараемся, Вась. Очень постараемся.
— Его надо спасти, он клёвый.
— Я знаю.
Как ей объяснить, что «клёвый человек» всегда выживает только в кино? И наличие горюющей жены и плачущих детей на это никак не влияет? Вся надежда сейчас на Ольгу, она обещала найти способ. Лично у меня никаких идей нет.
— Минута! — Василиса заметно волнуется.
Чтобы достать до нужного рычага, ей пришлось влезть на стремянку. Теперь она стоит, вытянувшись, напряжённая, как натянутая струна. Одна рука в механизме, на второй часы, которые она держит перед глазами, гипнотизируя убегающие на экранчике секунды.
— Может, мне дёрнуть? — спросил я.
— Нет, я справлюсь. Дольше объяснять, что и куда.
— Оставь девочку, она знает, что делает, — сказала Ольга.
Рыжая ждала у мораториума, как знала, что придём. Усталая, грязная, вымотанная, осунувшаяся лицом, в пустотном костюме. Добегается она так-то, в одиночку. Быстро, но очень уж опасно.
— Тридцать секунд!
— Я нашла Марину. У меня на неё… Неважно, могу найти, в общем.
— Двадцать!
— Это было непросто, но я сорвала их с планового рейда. Совет мне потом это припомнит, там и так…
— Десять!
— Нам повезло, у Македонца тут личный интерес. Какой-то старый друг или что-то в этом роде…