— Да вот Михаил Петрович фантазирует... Тяжелая, говорит, работа у доярок — с утра до вечера, с утра до вечера...
Положив книги на тумбочку, Синецкий сказал:
— Работа у доярок действительно пока нелегкая, но почетная.
— Почету, может быть, и много, но радости мало. Я думаю так: если одной доярке некогда сходить в больницу на уколы, другой некогда с милым пошептаться, колхозный строй особого счастья им не приносит.
— Да что вы такое говорите, Михаил Петрович? — удивилась Лидия Николаевна. — По-вашему, доярки против колхозного строя?
— Нет, не против. Но та же доярка, которая несомненно верит в колхозный строй, детей своих на ферму не пошлет, в город отправит, чтобы хоть они «с утра до вечера» не работали... Можете бранить, осуждать ее, называть несознательной, этим делу не поможешь. Люди понимают, что такое хорошо и что такое плохо.
— Не все, Михаил Петрович, но кое-что есть полезное в ваших рассуждениях, — задумчиво отозвался Синецкий. — Я, например, мечтаю, чтобы колхозная ферма стала похожей на хороший фабричный цех с большой и малой механизацией, с высокой культурой труда. И вот ведь парадокс какой! Все это я видел в нашем институтском учебном хозяйстве, а приехал в Буран как будто на двадцать лет назад. Все здесь по старинке — ручная дойка, вилы, лопаты... И еще парадокс: мало кто озабочен таким положением, потому что план по молоку выполняется и даже перевыполняется. А какой ценой, с каким настроением — это ведь не учитывается. К сожалению, статистику не интересует настроение. — Синецкий взглянул на часы, заторопился. — Извините, друзья мои, интересный разговор мы затеяли, но некогда продолжать, начальство приезжает. Читай, Лида, выздоравливай. Уж чем-чем, а книгами я тебя обеспечу.
Иван Петрович торопился в правление. Полчаса назад позвонил из района Аким Акимович Рогов и предупредил — будь на месте, приеду, прикажи Синецкому тоже не отлучаться... Иван Петрович потер тогда заросший подбородок — побриться надо, не любит Аким Акимович небритых председателей.
Приезд начальства беспокоил его. Обычно Аким Акимович приезжал без предупреждения, и вдруг телефонный звонок... Что бы это могло значить? На днях выполнили обязательство по зерновым, отослали рапорт. Правда, обязательство было выполнено первое, то, которое надо было пересмотреть... Не пересмотрели, вмешался этот Синецкий и такой крик поднял, чуть ли не потребовал созыва общего колхозного собрания. Крикун! Рапорты соседних колхозов уже опубликованы в газете с портретами председателей, а чкаловцы как будто сложа руки сидят, ничего не делают... Вот из-за этого, должно быть, и приезжает Аким Акимович. Пусть едет. Он, Иван Петрович, не будет молчать, он скажет, кто виноват. Да, да, скажет, и пусть свояк не обижается. За все время такого еще не бывало, чтобы колхоз имени Чкалова в районной сводке занимал чуть ли не последнее место. Позор!
Вообще нынешний год какой-то несуразный. И урожай как будто приличный, и погода стоит что надо, а вот успеха, того успеха, о котором мечтал Иван Петрович, нет... Кто бы, например, мог подумать, что исполнительный и настырный Романюк вдруг струсит, отступит, и отступит в тот самый момент, когда еще бы одно усилие — и рекорд побит!... Лопнул рекорд. Да что Романюку надо? Слизняк! Обокрал его, председателя, обокрал того, кто всей душой добра желал...
Аким Акимович требует Синецкого? Очень хорошо! Возможно, Аким Акимович и приказик привезет о переводе Синецкого в совхоз. Это было бы кстати, потому что Иван Петрович теперь уже точно знал: не сработаются они. Правду говорят, родственник хорош только на расстоянии.
Иван Петрович не ошибся. Едва переступив порог председательского кабинета, Рогов недовольно упрекнул:
— Ты что же, председатель, былую славушку теряешь, меня позоришь! Мне стыдно заходить в управление: глаза колют — покатилось под откос подшефное хозяйство. Как же так получилось? Не доглядел ты!
Понурив голову, Иван Петрович виновато признался:
— Не доглядел, Аким Акимович. Это верно.
— Соседи-то обскакали тебя, голубчика. Да ты вспомни-ка, вспомни, как при мне было в Буране!
Иван Петрович еще ниже склонил голову.
— Как же, помню, Аким Акимович...
— Ну-ка, зови Синецкого, давай сюда этого мудреца-храбреца!
Когда Синецкий вошел, Рогов не протянул ему руки, даже не ответил на приветствие, а сразу деловито начал:
— Я приехал помочь вам выйти из прорыва. Дела обстоят следующим образом. — Он достал из кармана записную книжку, полистал ее, остановился на нужной странице. — Вам надлежит сдать семь тысяч пудов зерна.