— Не волнуйтесь, абажур будет.
Тамара опять стала веселой, разговорчивой, счастливой.
— Сейчас пойду переоденусь в дорожный костюм и отправимся в вагон-ресторан. Отметим наш отъезд, — сказала она.
Как только Тамара вышла, Вера Матвеевна протянула доктору конверт.
— Прочтите, пока она будет переодеваться.
— Что это?
— Письмо.
— Какое письмо? — удивился он.
— Лидия Николаевна передала мне. Наказывала в поезде вручить вам. Как только поезд тронется, так и отдать. Он вскрыл конверт. На листке из ученической тетради было написано:
«Милый, милый Михаил Петрович! Вы уже в поезде. Слышите — стучат и стучат колеса. Видите — бегут и бегут навстречу телеграфные столбы. Вот Вы и уехали. Мне всегда многое хотелось Вам сказать, но терялись, не приходили на память те нужные слова. Спасибо за то, что Вы были у нас. Я знаю теперь, что такое; настоящее счастье, оно приходит только один раз в жизни. И оно пришло ко мне! Не осуждайте меня за это признание, ведь я пишу правду и только Вам одному. Я буду всегда, всегда ждать Вас, хотя знаю — никогда не дождусь. И все-таки сейчас мне хочется сказать не «прощайте», а «до свидания». До свидания, самый милый и самый любимый человек на земле! Л. Н. Ф.»
Михаил Петрович сидел у окна, подперев кулаком подбородок. Дождь неожиданно стих, как будто поезд вырвался в другое царство, под другое светлое небо. Только на стекле были еще видны пунктирные следы капель, и за окном поблескивали мокрыми ветвями густые заросли защитных лесных полосок.
«Не от счастья ли своего уезжаю?» — подумал он и вдруг услышал, как вагонные колеса выстукивают скороговоркой в ответ:
— От счастья, от счастья, от счастья...
Михаил Петрович сдавил виски ладонями, как будто не хотел слышать эту колесную скороговорку, он чувствовал, как подкатывает к горлу тугой, горький комок, затрудняя дыхание.
В купе вбежала Тамара. Она была в узких черных брючках, голубой шерстяной кофточке — стройная, красивая, всем своим видом как бы говорившая: ты посмотри, посмотри, кандидат, какое сокровище просится к тебе в руки, а ты думаешь о какой-то докторше...
— Я готова, можем идти в ресторан!
Михаил Петрович ничего не ответил. Он по-прежнему сидел у окна, подперев кулаком подбородок, точно окаменелый. Тамара подсела к нему.
— На твоем лице печать мировой скорби... Стоит ли скорбеть, если впереди столько радости, — говорила она, улыбаясь.
Михаил Петрович опять ничего не ответил ей. Он, кажется, не расслышал этих слов, думая о своем и в мыслях, повторяя каждую строчку только что прочитанного письма. За годы совместной работы Вера Матвеевна хорошо изучила доктора Воронова. На операциях, бывало, по выражению одних только глаз она понимала его. Вот и сейчас она внимательно посмотрела на доктора и вдруг, решительно рванув дверь купе, крикнула:
— Проводница!
— Слушаю вас, — невозмутимо сказала пришедшая на зов девушка.
— Следующая станция скоро?
— Через сорок минут. Но вам же далеко ехать...
Вера Матвеевна сердито отмахнулась:
— Без вас люди знают, куда и зачем ехать... Через сорок минут, говорите?
— Теперь уж через тридцать девять будет большая станция, — чуть насмешливо подтвердила проводница.
— Большая это еще лучше... Вот что, милая, возвратите-ка нам один билет, — попросила Вера Матвеевна.
— Билет? Зачем? — удивилась проводница.
Вера Матвеевна подумала немного, закивала головой.
— И то правда, зачем теперь билет, — согласилась она и, кивнув на Михаила Петровича, со вздохом сообщила проводнице: — Этот пассажир сходит на следующей станции... За один комплект белья рублик верните.
Ошеломленная этими словами, Тамара испуганно посматривала то на доктора, то на Веру Матвеевну, не зная, что думать, потом с вымученной улыбкой сказала проводнице:
— Не обращайте внимания, тетя разыгрывает вас, тетя любит пошутить. Нам всем далеко ехать...
Даже не взглянув на нее, Вера Матвеевна достала докторский чемодан и поставила его к двери. Тамара взорвалась:
— Что вы командуете? Что вы командуете?! — крикнула она в лицо Вере Матвеевне, потом бросилась к доктору, обняла его за плечи. — Что это значит, Миша? Что это значит? — с тревогой и дрожью в голосе спросила она.
Он молчал по-прежнему, будто не слыша вопроса. Он, казалось, не видел, как Вера Матвеевна поставила его чемодан у раскрытых дверей. Нет, это Михаил Петрович видел, хорошо видел...
— Что это значит, Миша? — не унималась Тамара. — Ну скажи мне, скажи, что это шутка... Что ты молчишь?