Костя встречал приятеля одной и той же фразой:
— Давай-ка сыгранем в шахматы.
Он был шахматистом-разрядником и нещадно громил Дмитрия. Но сегодня Дмитрий не услышал предложения «сыгрануть». Костя Черныш лежал на койке с книгой в руках.
— Что у вас? — нетерпеливо спросил Дмитрий.
— Ницше, — буркнул в ответ приятель. — Читаю вот...
— На кой черт нужно тебе читать этого мракобеса?
— Для самообразования. Хочу понять философию врага, с чем ползет на нас фашистская нечисть, каким оружием бить...
— Все шутишь, — недовольно отмахнулся Дмитрий. — Ты скажи, почему нас не отправляют на фронт?
— Погоди, Митя, дай срок — будет тебе белочка, будет и свисток. Все будет.
— В военкомате сидят бюрократы! — горячился Дмитрий, и он верил в это. Ему казалось, что наша армия потому только и терпит неудачи, потому только и отступает, что нет на фронте его, Дмитрия Гусарова, что стоит только появиться ему на фронте с винтовкой, и все изменится, дела пойдут лучше. Правда, Косте он этого не говорил, опасаясь, как бы тот не высмеял его.
Из коридора послышался чей-то голос:
— Черныш, выходи строиться!
«Может быть, и наши строятся», — подумал Дмитрий и метнулся к себе в общежитие.
Да, его товарищи были выстроены на спортивной площадке. Перед строем стоял высокий, затянутый ремнями командир — лейтенант Шагаров.
— Кто там без разрешения встал в строй? — сурово спросил командир.
Ребята вытолкали Дмитрия из строя, и он, еще не успев отдышаться после бега, подскочил к лейтенанту.
— Фамилия? — спросил командир.
Дмитрий назвал себя.
— Что же вы, Гусаров, опаздываете? Становитесь в строй!
...Два года прожил Дмитрий в этом городе, где, говорят, было сто тысяч студентов. Студенческий город! Он любил его улицы, залитые светом, — шумные, людные. Неподалеку от общежития был парк с памятником Тарасу Шевченко. У этого памятника влюбленные назначали свидания. У этого памятника Дмитрий тоже назначил однажды свидание Ларисе Федоренко. Лариса не пришла, а потом хохотала:
— Ой, Митя, а я ведь совсем забыла, что ты назначил мне свидание!..
Дмитрий был оскорблен и уж никогда не приглашал девушку в парк, а ходил туда один...
В первую же военную ночь в хлопотах своих великих город как бы забыл зажечь огни на улицах, и повисло над ним непроглядно-темное, мрачное небо с голубоватыми точками звезд. Горожане как-то сразу привыкли к этому — светомаскировка! И если случалось, что кто-то чиркал спичку на улице, чтобы прикурить, из темноты раздавались милицейские свистки или голоса:
— Гаси свет!
Колонна студентов-добровольцев шла по темной, пустынной улице. Дмитрий опять увидел знакомый памятник. Огромный, чуть подсвеченный козырьком месяца Тарас Шевченко тоже, казалось, шагал рядом с добровольцами... «А ведь это знаменательно, — подумалось Дмитрию, — рядом с нами идет в жестокий бой вся история страны...»
Лет через десять художник Дмитрий Гусаров припомнит и эту ночь, и памятник поэту и напишет картину «Добровольцы». А сейчас он, девятнадцатилетний парень, идет в помятом пиджачке, в истоптанных, побеленных зубным порошком парусиновых туфлях. Воинственно настроенный, он уверен, что без него ничего не может быть, что победу принесет только он...
Колонна уже вышла за город, как вдруг послышался вой сирен, тревожно заголосили гудки паровозов. Опять воздушная тревога... Вспыхнули огненные столбы прожекторов, и где-то совсем рядом ухнуло зенитное орудие. Будто вспугнутые выстрелом, живо задвигались, заметались огненные столбы прожекторов, шаря по небу, натыкаясь на черные громадины туч. Лучи то скрещивались, как огромные клинки, то расходились в стороны. И вот в их сиянии заблестело что-то похожее на серебристую рыбку.
— Да это же самолет! — вскрикнул удивленный Дмитрий.
Слева и справа от самолета стали поблескивать красные огоньки, туда же потянулись пунктиры трассирующих пуль. Все это вместе взятое показалось Дмитрию безобидно-красивым зрелищем, и он уже подбирал в мыслях краски, как будто собирался писать картину, на какой-то миг забыв о том, что в небе, над городом, летит вражеский самолет, загруженный бомбами — сотнями, тысячами смертей, и что туда, в темную высь, наши зенитчики тоже посылают смерть...
Сперва Дмитрию легко и даже весело шагалось в строю. Это все-таки лучше, чем сидеть в студенческом общежитии и до хрипоты спорить о том, почему, по какой причине наша армия отступает, и ждать, когда же тебя пошлют на фронт. «Интересно, куда, в какую сторону ушел Костя Черныш со своими геологами?» — раздумывал Дмитрий, и ему было чуточку грустно от того, кто друга нет рядом, что их пути-дороги, должно быть, разошлись, и разошлись надолго, и кто знает, доведется ли приятелям опять «сыгрануть» в шахматы...