— Ты же знаешь, я не люблю делать то, во что не верю, и не держу того, что не нужно.
— Вы слышите, Михаил Петрович, и это говорит участковый врач! Ей кроме порошков, мазей да капель, видите ли, ничего не нужно. Удивляюсь!
— А ты поменьше удивляйся, — огрызнулась Фиалковская. — Да что я могу сделать в этой бывшей поповской хибаре? Тебе хорошо в районной, а ты попробовал бы поработать здесь, в клетушках.
— Дворец ей подавай!..
Они еще долго спорили, поругивались, но как-то беззлобно, с тем добродушием, какое свойственно давно знакомым людям.
— В таких никудышных условиях о серьезной работе и думать нечего, — доказывала она.
— Сама ты никудышная, — сердито упрекнул ее Светов. — И не улыбайся, пожалуйста, обедать я у тебя не останусь, — заявил он и тут же с неожиданной ласковостью добавил: — Некогда, Лидочка, на всех парусах спешу к Сережке Круглову — у него там какая-то штуковина стряслась. Ты его знаешь, он зря в панику не ударится.
И Светов исчез. Фиалковская помахала ему рукой из окна и сказала:
— Вот баламут. Приедет, нашумит, накричит... Да нет, Михаил Петрович, вы только подумайте, он требует, чтобы здесь было все для операций! Какие операции? Тут повернуться негде.
— Но кое-что иметь нужно, — возразил Михаил Петрович.
— Он требует не «кое-что»... Вообще Светов одержимый чудак. Будь его воля, он, кажется, на каждом полевом стане держал бы набор хирургических инструментов. Это его болезнь.
В кабинет вошла дежурная сестра.
— Лидия Николаевна, звонили из Соловьиного хутора, спрашивали — вы сами приедете или привозить сюда старика Дымченко.
— Позвони, Тоня, еду, сейчас же еду, — ответила Фиалковская, потом обратилась к Михаилу Петровичу: — Не хотите ли поехать со мной? Больного я вам показывать не стану. Вы только будете охранять машину, чтобы мальчишки не гудели.
— И в качестве сторожа согласен!
Фиалковская была отличным шофером, и Михаилу Петровичу даже казалось, что в медицинский она пошла случайно, что ей более к лицу какая-нибудь техническая профессия.
Они ехали по проселку среди бронзово-желтого пшеничного поля. Дорога была пустынной. Уборка здесь еще не начиналась и потому-то, видимо, не было встречных машин. Фиалковская стала рассказывать о больном старике Дымченко из Соловьиного хутора, но вдруг умолкла, заглянула в смотровое зеркальце, обернулась назад, и в это же время их обогнал огромный самосвал с отделанным досками кузовом. Впереди он развернулся и встал посреди дороги.
Фиалковская резко затормозила.
Из кабины самосвала выскочил уже знакомый Михаилу Петровичу шофер Коростелев. Этот огненно-рыжий парняга подошел к «москвичу».
— Ну, здравствуй, Лида.
— Здравствуй, Коростелев, — как-то испуганно и сердито отозвалась Фиалковская.
— Поговорить надо, выйди на минутку, — попросил он Фиалковская глянула на Михаила Петровича, как бы говоря: что поделаешь, придется выходить.
Он остался в машине один. Впереди боком стоял большой самосвал с медведем на радиаторе. Казалось, будто самосвал зло косится грязноватыми запыленными фарами, а медведь на радиаторе вот-вот готов зарычать и сверху кинуться на маленького «москвича».
Коростелев и Фиалковская стояли поодаль, у края пшеничного поля. Коростелев срывал колоски, мял их в руках и что-то говорил, угрюмо опустив голову, как-будто хотел боднуть собеседницу. Она нетерпеливо переступала с ноги на ногу, порывалась уйти, но он загораживал дорогу, продолжая в чем-то убеждать, что-то доказывать ей. Но вот Фиалковская резко отмахнулась, торопливо подошла к «москвичу» и рванула дверцу.
Коростелев немного постоял один, швырнул измятые колосья, потом подскочил к самосвалу, неуклюже залез в кабину. Самосвал сердито заурчал, подался назад, приминая шершавыми колесами пшеничные стебли, развернулся, выплюнул из глушителя сизовато-черные космы дыма и рванулся вперед, окутанный облаком пыли.
Фиалковская молчала. Михаил Петрович догадывался, что она взбудоражена этой неожиданной встречей.
— Вы знакомы с шофером? — осторожно спросил он.
— Знакома... Это мой бывший муж... Да, да, бывший, бывший, — упрямо твердила она, точно хотела убедить в этом и себя, и спутника, и всех тех, кто не слышит ее.
— Бывший муж? Почему — бывший?
Фиалковская с отчаянием глянула на доктора.
— Очень прошу вас, Михаил Петрович, никогда, никогда не спрашивайте о нем.