Синецкий повернулся к доктору.
— Вот, Михаил Петрович, и попробуйте поиграть с ними в конспирацию. Все тайное стало явным...
Михаил Петрович глянул на Синецких и не осудил их за маленькую хитрость, за то, что они придумали этот культпоход. Наоборот, он был доволен, что в кино с ними идет и Лидия Николаевна.
— Покупайте, кавалеры, билеты и ведите дам в буфет, — потребовала Феня.
— Беда с этими дамами, опять придется разоряться на конфеты...
— И не на какие-нибудь, муженек, а только на шоколадные.
В зале они сели рядом. Феня без стеснения ела конфеты, а Фиалковская отказалась. Пока не начинался фильм, ей часто приходилось отвечать на приветствия проходивших мимо зрителей и тут же давать врачебные советы.
— Лидия Николаевна, миленькая вы наша, у внука ручка чешется после оспы. Что делать-то? — спрашивала пожилая женщина.
— Приведите завтра, посмотрю.
Когда свет погас, Михаил Петрович веселым шепотком сказал:
— Вам, Лидия Николаевна, и в кино не приходится забывать о своем назначении...
Фиалковская ответила:
— Сегодня что-то мало подходило, вас, наверно, постеснялись... Ну вот, играет мой любимый артист... И некрасивый, и какой-то он угловатый, а до чего же обаятельный... — Она смолкла, увлеклась фильмом, однажды даже ухватила Михаила Петровича за руку, шепча: — Вы посмотрите, как чудесно! Море и скалы... и чайки... — и тут же отдернула руку, попыталась отодвинуться.
— Лидия Николаевна! — раздался женский голос. — Вас просят в больницу!
— Эх, жалко, не досмотрела кино, — вздохнула она.
Кинофильм был старый, давно виденный в городе, и Михаил Петрович без интереса смотрел на экран. Он поругивал себя — нужно было уйти с Лидией Николаевной, проводить ее до больницы, а может быть, и помочь там... Кто-то сел рядом, и в ту же минуту послышался злой шепот:
— Ты что же, паря, к чужим женам лыжи пристраиваешь...
Это был Коростелев. Михаил Петрович почувствовал, как цепкая рука сдавила ему коленку.
— Ты знаешь, что за это бывает? — с угрозой шептал Коростелев. — Может, выйдем, поговорим на лоне природы? — со злым смешком предложил он. — Боишься, хлюпик, я те раскрашу физику...
Михаил Петрович оторвал от коленки цепкую ладонь соседа и сжал ее до хруста в пальцах. Он знал свою руку и был уверен, что Коростелев сейчас взвоет от боли, и ему хотелось, чтобы тот закричал, и понял, что разговаривать с ним «на лоне природы» он, доктор Воронов, не побоится.
В зале вспыхнул свет. Зрители зашумели, затопали ногами, потому, что фильм был прерван на самом интересном месте. Михаил Петрович искоса глянул на соседа: тот разминал кисть, будто хватал что-то невидимое.
— Тише, товарищи! — крикнул мужчина, стоявший у входа. — Кто на самосвале подъехал к Дому культуры?
Коростелев как-то сжался, втянул в плечи огненно-рыжую голову и молчал.
— Еще раз повторяю: чей самосвал стоит? Или нет хозяина? Тогда найдем, что делать с машиной!
Коростелев поднялся и, сутулясь, пошел к выходу.
— Ты что же, водитель, в кино на самосвале ездишь? — сурово проговорил мужчина. — Или прав не жалко? Можем отобрать!
Свет опять погас. Михаил Петрович невидящими глазами смотрел на экран и думал, думал о Фиалковской, о Коростелеве. Тогда, среди пшеничного поля, на проселке, она просила его никогда не спрашивать о бывшем муже. Он пообещал — не будет... Сейчас в ушах еще слышался злой шепот Коростелева, и коленка побаливала от его цепкой, сильной руки. Коростелев угрожал ему... Что за чепуха! «Да, но ведь «бывший» может угрожать и Лидии Николаевне, — встревожился Михаил Петрович. — Она, кажется, не очень-то жалует Коростелева, это было заметно при встрече на дороге... Что все-таки произошло, между ними? Почему они стали «бывшими»? Долго ли жили вместе?» — раздумывал он, забыв о фильме.
Синецкие жили рядом с Домом культуры, а Михаилу Петровичу нужно было идти в другой конец села. Обгоняемый парнями и девушками, он брел по улице и опять думал о Фиалковской — кто и зачем вызвал ее в больницу? Может быть, она нуждается в его помощи? Может быть, опять, как тогда с Катковым, ее терзают сомнения? А что если на минутку завернуть в больницу?
«Да, да, нужно помочь».
«А не идешь ли ты по другой причине? Возможно, озорная Феня права — какой же отдых без барышни», — хохотнул внутренний голос.
«Ерунда. Врач должен помогать врачу!»
— Михаил Петрович, вы? — удивилась Фиалковская.