Андрей кинул рацию в бардачок и, что есть мочи, надавил на газ.
Опять шар. И в том карьере и тут у реки и на станции. Прямо нашествие какое-то.
Всю дорогу его не покидала мысль, что что-то должно произойти.
Он ещё больше прибавил газу.
…А когда со всего размаху въехал во двор территории, то обнаружил пустой снегоход начальника.
Сергей Борисович его опередил.
С этого момента события на станции начали развиваться стремительно.
№ 9.
Входная дверь жилого барака была раскрыта настежь, и это при таком-то нешуточном морозе! Бадильона нигде не было – Андрей свистнул, но собака не залаяла.
Тут что-то было не так…
Нигде никого.
Переступив порог, и едва не споткнувшись о валявшийся на полу огнетушитель, он осмотрел комнату «пульта управления», признавшись себе, что чувствует какую-то смутную тревогу. И лишь добравшись по коридору к комнате отдыха, он внезапно понял, что именно его тревожит.
Гнетущая тишина.
Она была повсюду, тяжёлая, жуткая, страшная.
То, что он увидел, едва не лишило его рассудка.
…Посреди комнаты отдыха, рядом с перевёрнутыми креслами, в луже растёкшейся, уже подсыхающей крови лежала… Лиза.
Руки её были раскинуты в стороны, голова неестественно вывернута к окну, в которое смотрели её стеклянные и безжизненные глаза. Рот был открыт в агонизирующем крике, на затылке зияла кровоточащая рана, из которой пульсирующими толчками всё ещё продолжала вытекать кровь с частицами мозгового вещества. Чудовищной силы удар, видимо, пришёлся девушке сзади и, падая в беспамятстве, она так и не осознала, с какой стороны к ней пришла смерть.
Слёзы заволокли глаза. Андрею не нужно было приседать и проверять пульс: девушка была мертва.
Этот запах смерти…
Шатаясь как маятник и хватая ртом воздух, он сквозь пелену слёз уставился на следы представшей перед ним трагедии. В том, что здесь произошло убийство, он нисколько не сомневался. Ближайшие перевёрнутые кресла валялись в нескольких шагах от тела, рядом отчётливо виднелись три следа, которые обрывались внезапно.
До двери не допрыгнуть.
Физически такое невозможно, обладай ты хоть прыткостью гепарда. До неё было не меньше десяти метров.
Андрей застыл на месте, бессмысленно вглядываясь в последний левый след унта.
Когда-то Витя-Василёк показывал ему подошвы всех обувок, которые частенько ремонтировал: набивал войлок, правил, подстёгивал, подшивал, одним словом, приводил в порядок. Каждая подошва имела свою индивидуальность и отличалась стёжками от других, имея свою собственную структуру. У Вити она была «ёлочкой», у Раевского и Коржина «тракторной», а у самого Андрея подошва была «паркетная».
Здесь присутствовали отпечатки «тракторной» подошвы.
Сергея Борисовича или Коржина.
Всё ещё полностью не придя в себя, он кинулся в комнату радиосвязи и, отпихнув ногой огнетушитель, принялся с остервенением крутить верньер настройки, пытаясь лихорадочно поймать Витину волну, на которой работала его рация. Зафиксировав шкалу на нужной отметке, он заорал в мембрану микрофона:
– Витя! Ответь!
Словно из потустороннего мира, откуда-то издалека послышались завывания вертолётных винтов, затем сквозь шум и треск помех раздался голос Василька, перекрикивающий пропеллеры:
– Слышу! Кто на связи?
– Андрей! Где бы вы ни были, срочно возвращайтесь! – прокричал он на всю комнату. – У нас беда!
Помехи глушили Витин голос.
– Я на станции! – кричал Андрей, сам не узнавая свой голос. – Слышите? Здесь произошло убийство!
Последовала пауза, и, как показалось Андрею, далёкий всхлип воскликнувшей в ужасе Тони.
– Будем через час. От взлётной площадки ещё полчаса на снегоходе… - прокричал в ответ Витя, и рация умолкла. Сколько Андрей не пытался вернуть утерянную волну, всё оказалось бесполезным.
Лихорадочно озираясь по сторонам, он пытался привести мысли в порядок. Прежде всего, где сам начальник станции? Где Раевский? Пустой снегоход стоит во дворе, следовательно, он должен быть здесь, а это значит…
Это значит, что он видел убийцу.
Андрей не знал, что предпринять в первую очередь: вызвать по рации Павла Семёновича или броситься о двор искать начальника? После секунды раздумья он выбрал первое. Вызвав лагерь изыскателей, он, как мог, через помехи объяснил в двух словах что произошло, попутно прикидывая в уме, где сейчас мог находиться Сергей Борисович: если его нет в жилом блоке, следовательно, он, либо в столовой, либо где-то во дворе. Куратор станций вначале категорически не хотел воспринимать ужасную информацию, совершенно не понимая, о чём идёт речь. Андрей кричал в микрофон, сбивался, повторял, пока, наконец, начальник не понял и не выдохнул: