Это был не Андрей.
Это был чужой.
— Всего не помню, — поедая горячее мясо из банки, рассказывал Андрей, – но что-то мне подсказывает, что меня подобрал какой-то шар, серебристый, парящий в воздухе, величиною с комнату в обычной квартире. Подплыл ко мне по воздуху, раздвинул створки, и… – он махнул рукой куда-то в небеса, – дальше ничего не помню. Открываю глаза – кругом пепелище, обгорелые трупы…
– Постой-постой, – перебил его Василёк. – Какие трупы? Какое пепелище? Вы добрались до лагеря?
– Не мы, а я. Раевский уже валялся с разнесённой ко всем чертям головой. Поделом ему, старому.
Витя обомлел.
– И ты так спокойно об этом говоришь?
– Ну да. – Андрей хохотнул, в то время, как у Вити по спине поползли мурашки ужаса.
– Десятки и десятки трупов. Они перебили друг друга, выгрызая печёнку и перерезая горла, словно в них вселился сам дьявол. «Пузырь» в карьере исчез, а его младший «собрат» доставил меня сюда, при этом я захватил ещё и рюкзак с продуктами. А ты отчего тут гуляешь?
– Ходил в посёлок рыбаков. – Витя в двух словах рассказал, как их ночью посетил непонятный всплеск гравитации, отключив питание на всей станции, и как он видел своими глазами гибель шамана в рухнувшем напрочь поселении. При упоминании, что Тоня осталась на базе одна, Василёк с ужасом увидел едва заметную ниточку слюны, стекавшую у Андрея изо рта на воротник куртки. Глаза безумца загорелись алчным огнём, и он как-то странно посмотрел на своего бывшего друга. Этот взгляд, безумный, пустой не предвещал ни Тоне, ни Васильку ничего хорошего.
Вите вдруг стало страшно. Что произойдёт, когда они вернутся к девушке?
Чужой Андрей тем временем уже шагал вперёд, абсолютно не заботясь о брошенном костре.
Он спешил.
– Эй! – крикнул, обернувшись, Андрей. – Брось к чертям собачьим этот костёр! Пошли быстрее, нужно до темноты успеть на станцию. Девка, поди, заждалась тебя…
Витя едва не споткнулся. Такими словами воспитанный во всех отношениях Андрей никогда не говорил. Это был не он. Существо, идущее сейчас впереди Вити, абсолютно не имело ничего общего с его бывшим другом.
– Надеюсь, печёнка у неё такая же вкусная, как и она сама, - донёсся как бы из пустоты хохочущий голос.
У Вити подкосились ноги. А когда он увидел взгляд, брошенный на него сквозь ветви деревьев, вообще лишился дара речи.
Глаза впереди идущего… светились в сумраке.
Как у кошки!
Витя сглотнул комок, подступивший к горлу.
Это был не Андрей. Впереди шёл похотливый маньяк, спешащий к своей новой жертве. Ещё час-полтора, и они окажутся в пределах станции. А там Тоня.
…И Василёк решился.
Осторожно, чтобы не вызвать подозрений, он завёл руку за спину, нащупал тёплую рукоять ножа, с которым никогда не расставался и который чудом сохранился после взрыва у хижины шамана, и с этой секунды мысли его заработали с лихорадочной быстротой.
– Тебе нельзя на станцию! – выкрикнул он остановившемуся Андрею.
Витю накрыла какая-то волна неведомой энергии, толкнула в грудь, прошла насквозь и подбросила вверх, образовав вокруг него поле сгустившегося вакуума. Он не допустит, чтобы этот, выживший из ума чужой тип, бывший некогда Андреем, добрался до станции и начал измываться над его Тоней. Таких надо убивать, мелькнуло у Вити в наполненном яростью сознании, и он даже не удивился, насколько просто он это воспринял. Мысль была только о Тоне.
Андрей, или то, что теперь им было, приблизился ближе, выдохнув в Василька смрадом переработанных кишок разлагающегося желудка:
– Печень, должно быть, у неё вкусная, да?
– У кого? – едва выдавил из себя Витя.
– У девки твоей. – Слюна потекла ещё обильнее. – Но сперва я отведаю твою, – голос маньяка перешёл на вкрадчивый шёпот. Руки потянулись к горлу. Витя прижался к дереву. Не осознавая и не контролируя свои движения, он, тем не менее, выхватил из-за спины армейский нож и целенаправленно, со всего размаха всадил его в грудь бывшего друга, по самую рукоятку, руководствуясь в этот краткий миг только чувством ярости и безграничным опасением за Тоню. Он ещё успел услышать противный шёпот, оборвавшийся на полуслове.
«Я съем твою пече…» – и глаза маньяка с кошачьими зрачками вдруг выкатились из орбит, вкрадчивый голос тихо охнул и безвольное тело бывшего Андрея, судорожно задёргалось в порослях лишайника. Торчащий из груди нож засел между рёбрами, да так и остался торчать снаружи, поблёскивая при вышедшей из облаков луне своей эбонитовой рукояткой.