Собираясь в Гранд-Опера, он невольно вспомнил, как готовился впервые отправиться в оперу в Милане. Предвкушая приятный вечер в обществе Калверта под звуки очередного шедевра Верди, Митя стоял перед зеркалом и завязывал галстук. Алый шелковый аскот3, купленный в Лондоне для особых случаев, долго бесцельно хранился в коробке и вот наконец дождался своего часа. Митины пальцы справлялись с узлом не слишком умело. В какой-то момент, подняв глаза, он увидел в зеркале за своим плечом отражение Найтли.
– Повернитесь, Дмитрий, – властно сказал журналист, и молодой человек повиновался.
Казалось, целую вечность Калверт заворачивал и расправлял шелковую ткань, стоя так близко, что Митя не знал, куда смотреть и что делать с собственными руками. Кожа Найтли пахла бергамотом и лавандой, ненавязчиво, как пахнет только дорогой парфюм британской марки «Флорис». Митя совсем потерялся.
– Я согласен с Бальзаком: галстук играет такую же роль для костюма, как трюфели для обеда, – между тем невозмутимо говорил Найтли. Он зафиксировал узел булавкой и слегка прищурился. – Вот, другое дело. Надевайте фрак!
«Шикарный галстук и фрак ничего не изменят», – подумал Митя. В его лице не было ни одной аристократической черты, а тонкие волосы в последнее время стали слишком быстро редеть.
– Скажите, Калверт, как вы меня узнали? Мы ведь не виделись больше трех лет.
– Узнать вас было нетрудно. У вас очень запоминающаяся внешность, Дмитрий. Вы похожи на Гиацинта.
Скулы Мити порозовели. Он, разумеется, знал миф о прекрасном спартанском царевиче, в которого был влюблен сам Аполлон, бог света и покровитель искусств. Как-то раз, когда они состязались в метании диска, Аполлон случайно попал в Гиацинта (возможно тут не обошлось без происков ревнивого бога ветра Зефира), и юноша умер у него на руках.
– Напомните, чтобы я никогда не соревновался с вами в метании диска, – только и смог вымолвить Митя.
Лючия Морелли исполняла партию герцогини Леоноры в опере Верди «Трубадур», премьера которой недавно состоялась в Гранд-Опера. Найтли, поглощенный идеей новой статьи, отказался тратить вечер на выход в театр, и Митя поехал в Парижскую оперу в компании Бэзила Холлуорда.
Здание Гранд-Опера, построенное на целое столетие позже оперного театра в Милане, сразу поразило его воображение. Это был настоящий дворец: эклектичный южный фасад с изящной колоннадой и позолоченными статуями, великолепный вестибюль с парадной лестницей, разноцветный мрамор, роскошные люстры, мозаика на сводах. Большое фойе представляло собой галерею, визуально увеличенную в размерах за счет зеркал и огромных окон, из которых открывался вид на проспект, ведущий к Лувру. Зрительный зал показался Мите не менее впечатляющим, особенно с высоты четвертого яруса. Перед началом спектакля воздух, точно наэлектризованный, дрожал от гула голосов и взвизгивания валторн и тромбонов в оркестровой яме, потом свет погас и все звуки смолкли, чтобы через секунду переродиться в музыку Верди. Это было похоже на пульс огромного кита, в такт которому в его утробе бились сердца зрителей. Между актами зал снова оживал и звучал разноголосым хором, а во втором антракте к нему добавилось мурлыканье Холлуорда, без слов напевающего себе под нос песню цыганки Азучены.
Когда стихли финальные аплодисменты, Митя и Бэзил направились за кулисы – в грим-уборную Лючии. Преодолевая лабиринт из коридоров, американец заметил:
– Пару лет назад в газетах писали, что в Парижской опере прямо во время представления один из противовесов люстры упал на голову капельдинера. А еще я читал, что здесь, под зданием, находится подземное озеро. Воду из него используют в гидравлических машинах для обслуживания декораций.
Они посторонились, пропуская стайку молоденьких хористок, и продолжили путь, следуя за эхом их переливчатого смеха. В грим-уборной итальянской дивы не оказалось ни одного букета, хотя ей подарили много цветов.
– Я ожидал, что окажусь в цветочном раю, – сказал Митя, после того как они с Холлуордом выразили свои восторги по поводу постановки и в особенности выступления Лючии.
Горничная уже помогла ей переодеться, поэтому мужчинам было дозволено остаться. Певица сидела перед трельяжем и смывала грим. Она ответила, глянув на Митю через боковое зеркало:
– Сильные запахи плохо влияют на голос. Аромат цветов вызывает хрипоту. Жаль, потому что я люблю цветы…
Митя огляделся по сторонам. Уборная была крошечной, заметно контрастируя с помещениями в зрительской части. Горничная копошилась за шелковой ширмой, развешивая платья своей госпожи. Холлуорд между тем рассматривал фотографию в бронзовой рамке с растительным узором в духе новомодного стиля модерн. Митя проследил за его взглядом. На снимке смеялась белокурая девочка лет пяти, беззаботно демонстрируя отсутствие двух верхних зубов. Малышка прижимала к себе игрушечного слоника.
3
Широкий галстук, напоминающий шейный платок, который заправляют под воротник рубашки и закалывают булавкой или брошью.