Они все сидели в тишине несколько секунд, а затем Ева сказала, — И теперь что? Амелия боится, что наша история закончится так же? Что ей придется разгребать беспорядок?
— Я не хочу причинить тебе боль, — сказал Майкл. Пока говорил, он сидел с опушенной головой, сосредоточившись на гитаре, но сейчас он поднял голову и посмотрел прямо на нее, ясными и честными голубыми глазами. — Но мы оба знаем о риске, Ева.
— Милый, это совсем не одно и то же. Если ты собирался перекусить, ты бы уже это сделал… сколько ты уже живешь в одном доме с тремя бьющимися сердцами и двумя девушками? Ты не совершишь ошибки, потому что ты уже доказал, что знаешь, как справиться с… этим. — Она неопределенно махнула рукой на них, всю ситуацию, вообще на все. — Ты же сам сказал: Павел почти никогда не вступали в контакт с живыми людьми. Его переполнили чувства — слишком много, слишком быстро. Ты уже привык к этому.
— А что, если нет? — тихо спросил он. — Ты действительно думаешь о том, что может случиться?
Она глубоко вздохнула. — Все время, Майкл. В конце концов, я единственная рискую жизнью.
Шейн откашлялся. — Ребята, если вы хотите серьезно поговорить, позвольте мне свалить отсюда.
— Нет, ты останешься, — приказала Ева. — Все останутся. Каждый должен услышать это, верно, Майкл? Если Амелия захочет спуститься с горы и сказать тебе отменить свадьбу, как ты поступишь?
Он выглядел… ну, никакое другое слово не подходило для этого, кроме — несчастным. Он снова посмотрел вниз, сыграл несколько аккордов, на самом деле не попав в нужную ноту. Она увидела, как он вздрогнул и намеренно выждал несколько долгих секунд, прежде чем сказал, — Я поступлю правильно.
— Это не ответ. — Голос Евы слегка дрогнул на этот раз, а ее кулаки, покоящиеся на колготках с узором из черепов, сжались. — Майкл, ты женишься на мне, если Амелия скажет тебе не делать этого?
— Я не знаю, смогу ли я, — сказал он. — Амелия может воздействовать на других вампиров, если ей захочется. Она способна заставить меня делать то, чего она хочет.
— Майкл!
— Я говорю тебе правду! — Он выкрикнул это, и, вставая неожиданно энергично, почти отбросил гитару. Его бледное лицо слегка порозовело, и его тело пульсировало от напряжения. Клер невольно прижалась спиной к подушкам, и почувствовала, как Шейн перенес вес своего тела рядом с ней. Она положила руку ему на колено, и он расслабился. Совсем немного. — Черт возьми, Ева, я пытаюсь. Разве ты не понимаешь? Я не могу делать только то, что мне захочется круглые сутки семь дней в неделю! Я…
— Собственность, — закончила Ева за него, и встала к нему лицом. Ее кулаки были по-прежнему сжаты. — Домашний питомец Амелии. И она может заставить тебя перекувыркнуться… так что ли?
Ты не пойдешь против нее, даже ради меня?
— Ева…
— Нет. Нет, я понимаю. — Сейчас она судорожно глотала воздух, а ее глаза сверкали, но она не плакала. Пока еще нет. — Ты вообще хочешь на мне жениться?
— Боже, — прошептал Майкл. Он шагнул вперед и обнял ее — внезапный, почти отчаянный шаг, и она была словно статуя в его объятиях, застывшая от удивления. — Господи, Ева, да. Я хочу сделать тебя счастливой. Я очень этого хочу.
Она обмякла рядом с ним, обнимающим ее, и прижалась лбом к его плечу. — Тогда борись за нас, — прошептала она. — Пожалуйста.
— Если я стану сражаться с Амелией, я проиграю.
— Тогда подыграй ей, придурок!
Он поцеловал ее в макушку. — Хорошо. — Он уперся подбородком в то место, куда он ее поцеловал, и Клер поняла, что он смотрит на Шейна. Она подняла взгляд и увидела, что Шейн смотрит в ответ. Какое бы общение там не происходило, у нее не было учебника, чтобы истолковать его. Лицо Шейна было пустым, а тело напряженным.
Через секунду он встал и вышел из комнаты в кухню. Клер сунула оставшийся хот-дог в рот и последовала за ним.
Шейн продолжал идти, прямо к задней двери, открыл ее и вышел наружу. Клер быстро прожевала, судорожно сглотнула, и бросилась за ним, прежде чем дверь захлопнулась. Она перепрыгнула бетонные ступеньки и догнала Шейна лишь тогда, когда он сел в тени чахлого дерева рядом с покосившимся деревянным гаражом.
— Что это был за взгляд?
Шейн вытащил пачку мятных пастилок, и достал две, затем убрал остальные обратно. Она взяла одну. — Ты знаешь, что это было.