— Дай мне посмотреть.
— Нет, там ничего страшного, — хотя я чувствую небольшое головокружение, возможно, из-за того, что чуть ли не выпал из фургона. — Хочу, чтобы ты знала, ты была там чертовски изумительна.
— Точно, — фыркает она. — Я бежала, кричала и не отдала пистолет Петровичу.
— Ты пыталась позаботиться о моей сестре во всем этом дерьме. Спасибо, — говорю я ей. — А теперь поцелуй меня, будто я герой.
Она широко улыбается и садится ко мне на колени. Я игнорирую болезненное жжение в боку и плече, ведь какая разница? У меня на коленях теплое тело Рэйган Портер. Боец. Выжившая. Надравшая задницы.
— Я говорил, что люблю тебя?
— Ещё нет.
— Я люблю тебя, малышка, — ворчу я.
Я тяну её вниз, прикасаясь к ней губами и скользя в ней своим языком, что посылает электрические разряды вниз к моему паху. Она прижимается ко мне, и я наслаждаюсь ощущением легкого прикосновения её груди к моей. У меня в мыслях пробегают воспоминания о нашей жаркой ночи. Я скольжу руками ещё ниже, чтобы погладить её попку и притянуть к себе ближе.
— Ох, — выдыхаю я, когда она прижимается рукой к моему плечу.
Рэйган убирает руку, но я возвращаю её. Не могу насытиться ей. Мне хочется поднять её футболку и коснуться кончиком языка её соска, а затем взять в рот всю её грудь.
— Ух, — снова вздыхаю я, когда острая боль обжигает плечо.
Немного сдвинувшись в сторону, мне удается сместить её руку. Облегчение приходит немедленно. Но я не могу перестать целовать её. Мне всё равно, что Петрович в паре метров от нас.
Моя единственная мысль — стать ещё ближе с ней. Девушка обнимает меня своими мягкими руками и ласкает мое лицо. Я пытаюсь открыть глаза, чтобы посмотреть на неё, и увидеть её похотливый взгляд, разглядывающий меня. Но какой-то туман застилает всё. Прикосновение её губ слабеет, и она зовет меня по имени. Я изо всех сил пытаюсь ей ответить и открываю рот, но из него не исходит ни звука. Рэйган. Я зову её. Рэйган. Рэйган. Рэйган. Но ответа нет. Ни звука. Только гул в ушах. А потом… ничего.
Глава 25
В мире нет ничего хуже, чем целовать мужчину и почувствовать, как он абсолютно деревенеет под тобой.
Сначала я не понимаю, что происходит с Дениэлом. Мы целовались, и усилившийся адреналин от побега из соединения Хадсона сочится из его тела в моё. Но затем его тело замирает, а я смущаюсь. Я сижу и понимаю, что искры из его глаз пропадают.
— Дениэл?
Когда он закатывает глаза, я кричу:
— Дениэл? — повторяю я его имя снова и снова, шлепая его по щекам. — Дениэл? Дениэл!
Без ответа. Я откидываюсь от него и задыхаюсь от увиденного. Его рубашка пропитана кровью на плече.
— Боже мой, он же ранен!
— Слишком громко, слишком громко, — стонет позади фургона Наоми с прижатыми руками к ушам, свернувшись в калачик. — Слишком громко.
— Заткнитесь все, чёрт возьми, — кричит на нас Василий. — Я же за рулем!
Я хочу успокоить Наоми, но мне так страшно за Дениэла. У него такое бледное лицо. Я разрываю окровавленную рубашку, чтобы взглянуть на рану. Из его плеча идет кровь, но та, что на боку выглядит хуже. Похоже, в него попали второй раз, и отовсюду хлещет кровь. Мне хочется задушить в себе всхлипы, и я разрываю рубашку, чтобы прижать к ранам и остановить кровь. Я вся в крови. Я бы и свою футболку разорвала, но на мне ничего больше нет.
Я немного раздумываю, оголиться ли. Чёрт. Да все равно. Десятки людей видели меня и касались моего тела. Всё, что имеет значение, лишь бы Дениэл выжил.
— Слишком громко, — снова скулит Наоми.
Василий бормочет проклятия и смотрит в зеркало заднего вида, когда раздается выстрел.
— Нас преследуют.
— Конечно, нас преследуют, — кричу я.
Я передвигаю руки по телу Дениэла в попытке остановить кровотечение. Оно слишком сильное, и во мне поднимается паника.
— Ты прямо у него из-под носа увел его Императора. Вряд ли он опустит руки и скажет: «Ну, и ладно».
Огромный русский бросает на меня гневный взгляд:
— Разбуди его. Он нужен мне, чтобы отстреливаться.
— Хрен тебе, — отвечаю я. — Он ранен.
— Мы тут все будем ранены, если кто-то не приведет его в норму, — рычит он на меня.
Я смотрю на Наоми, но она не в себе. Не знаю, что делать. Отпустить Дениэла и надеяться, что он не истечет кровью? Или держать его и надеяться, что нас не подстрелят?
— Мы можем вернуться обратно в Слезы Бога?
— Если мы не начнем отстреливаться, они пробьют нам шины. Тогда мы уже никуда не доедем, — кричит Василий, протягивая мне пистолет.