Два Джентльмена обожгли друг друга взглядами.
Годом раньше их вражда чуть не кончилась дуэлью. Ксантен, высокий, стройный, нервно-деятельный Джентльмен, был одарен большим природным чутьем, но равным образом выказывал характер, слишком легкий для абсолютно элегантного Джентльмена. Традиционалисты считали его «атроссом», указывая на его манеру, затемненную изъянами почти невоспринимаемой небрежности, и отсутствие педантичности, — не самый лучший выбор из всех возможных для вождя клана.
Ответ Ксантена О. Ц. Гарру был мягко-вежливым:
— Я буду рад взять эту задачу на себя. Поскольку время не ждет, то я рискну подвергнуться обвинению в нелепости и отбываю сейчас же. Надеюсь, что завтра вернусь с докладом.
Он поднялся, отдал церемониальный поклон Хэйджорну, другой полупоклон совету — и вышел...
3
Он пришел к дому Элсдюн, где имел квартиру на тринадцатом уровне: четыре комнаты, меблированных в стиле, известном как стиль Пятой Династии, в честь исторической эпохи Родных Планет Альтаира, с которых человечество вернулось на Землю.
Его последняя супруга, Араманта, Леди из семейства Оннейн, отсутствовала по своим делам, что вполне устраивало Ксантена. Доняв его вопросами, она дискредитировала бы его после простого объяснения, предпочитая подозревать свидание в его загородном доме. По правде говоря, Араманта ему порядком наскучила, и он имел причины считать, что она испытывает сходные чувства; или, наверное, его повысившийся ранг давал ей куда меньше возможностей покрасоваться, председательствуя в блестящих светских раутах, чем она ожидала. Дочь Араманты, от предыдущей связи, была отнесена на ее счет. Ее второго ребенка пришлось бы уже отнести на счет Ксантена, не давая ему зачать еще одного.[2]
Ксантен снял свое желтое парадное облачение. С помощью юного Крестьянина он одел темно-желтые охотничьи бриджи с черной строчкой, черную куртку, черные сапоги. Нахлобучил на голову шапку из мягкой черной кожи, перекинул через плечо сумку, в которую положил оружие: спираленож и энергопистолет.
Покинув квартиру, он вызвал лифт и опустился на первый уровень, в оружейную, где в нормальных условиях его обслужил бы дежурный Мех.
Теперь Ксантен, к своему огромному отвращению, был вынужден сам пройти за стойку и порыться там. Мехи забрали большую часть спортивных винтовок, все шарометры и тяжелые энергоружья.
«Зловещее обстоятельство...», — подумал Ксантен.
Наконец он нашел стальной бичекнут, запасные энергозаряды для своего пистолета, связку зажигательных гранат и медную стереотрубу.
Он вернулся в лифт, поднялся на верхний уровень, уныло обдумывая восхождение, когда в конечном итоге механизм поломается и не будет под рукой Мехов, чтобы произвести ремонт. Он подумал об апоплексической ярости жестоких традиционалистов, таких, как Бодри, и засмеялся. Впереди их ждали дни, полные событий!
Остановившись на верхнем уровне, он прошел к парапету и направился дальше, в радиорубку. Обычно три Меха-специалиста, соединенные аппаратом, прикрепленным к их колечкам проводами, сидели, печатая прибывающие послания. Теперь перед механизмом стоял Б. Ф. Роберт, неуверенно крутя ручки, скривив рот от недовольства и отвращения к этой работе.
— Есть какие-нибудь новости? — спросил Ксантен.
Б. Ф. Роберт кисло улыбнулся ему:
— Люди на другом конце знают об этой путанице не больше, чем я. Я слышу случайные голоса. По-моему, Мехи атакуют замок Делора.
За Ксантеном в рубку вошел Клагхорн:
— Я не ослышался, замок Делора пал?
— Еще не пал, Клагхорн. Но можно сказать, что он пропал. Стены Делора немного лучше живописных развалин.
— Тошнотворная ситуация! — пробурчал .Ксантен. — Как можно разумным существам совершить такое зло? После всех этих веков выяснилось, сколь мало мы по-настоящему знаем о них!
Говоря это, он вдруг понял всю бестактность своего замечания: ведь Клагхорн посвятил так много времени изучению Мехов.
— Сам по себе этот факт не поразителен, — кратко ответил Клагхорн. — Он тысячу раз происходил в человеческой истории.
Слегка удивленный тем, что Клагхорн ссылается на человеческую историю, при случае, связанном с субординированием, Ксантен спросил:
— Неужели специалисты никогда не обнаруживали этого злобного аспекта в природе Мехов?
— Нет, никогда. В самом деле, никогда!
«Клагхорн, оказывается, неподобающе чувствителен», — подумал Ксантен.
В обшем-то, это было вполне понятно. Основная доктрина Клагхорна, выдвинутая во время выборов Хэйджорна, ни в коем случае не была простой, и Ксантен не понимал ее, но и не одобрял полностью того, что, по его представлению, было ее целью. Но было ясно, что бунт Мехов выбил почву из-под ног Клагхорна. Вероятно, к несколько горькой радости О. Ц. Гарра, который, должно быть, чувствовал себя реабилитированным в своих традиционалистических доктринах.
— Жизнь, которую мы вели, не могла длиться вечно, — сжато резюмировал Клагхорн. — Удивительно, что она длилась так долго.
— Наверное, так.... — утешающим тоном произнес Ксантен. — Ну, неважно все меняется. Кто знает, быть может, Крестьяне планируют отравить нашу пищу?.. Я должен идти, — он поклонился Клагхорну, который ответил ему твердым кивком, затем — Б. Ф. Роберту и покинул комнату.
Он взобрался по винтовой лестнице, почти отвесно уходящей вверх, в загон, где в невообразимом беспорядке жили Птицы, занимаясь игрой в ссоры, в свою версию шахмат, с правилами, непонятными для Джентльменов, пытавшихся в ней разобраться.
Замок Хэйджорн имел сотню Птиц, которых обслуживала группа измучившихся Крестьян; к последним Птицы относились с крайним неуважением. Это были крикливые создания, пигментированные красно-желтым и синим, с длинными шеями, дергающимися любопытными головами и наследственной непочтительностью, которую не смогли преодолеть никакие воспитатели. Завидев Ксантена, они разразились хором грубых насмешек:
— Кто-то хочет прокатиться! Тяжелая штука!
— Почему бы этим самопомазанникам двуногим самим не отрастить себе крылья?
— Друг мой, никогда не доверяй Птице! Мы поднимем тебя в небо, а потом швырнем вниз, на камни!
— Тихо! — крикнул Ксантен. — Мне нужно шесть быстрых и молчаливых Птиц, для важного дела. Пригоден ли кто-нибудь из вас для такой задачи?
— Он спрашивает, есть ли кто-нибудь, способный на такое! Когда никто из нас уже давно не летал!
Молчание.
— Мы дадим тебе молчание... Гробовое!
— Тогда ступайте: ты; ты; ты, с мудрыми глазами. Ты, с вздернутой головой и плечами. Вот ты и ты, с зеленым хохолком. К корзине.
Отобранные Птицы, ворча, глумясь и ругая Крестьян, позволили заполнить их сиропные мешочки, а затем зашлепали к плетеной корзине, где их ждал Ксантен.
— К космопорту в Ринсене, — велел он им. — Летите высоко и молча. Враг рядом. Мы должны узнать, какой вред был причинен космическим кораблям, если он вообще был причинен.
— Тогда к порту!
Каждая из птиц схватила длинную веревку, привязанную к раме наверху. Кресло дернулось вверх рывком, с расчетом на то, чтобы Ксантен клацнул зубами, — и они взлетели, смеясь и ругая друг друга по поводу того, кто из них несет больший вес, — но в конечном итоге приспосабливаясь к задаче и летя скоординированным хлопаньем тридцати шести пар крыльев. К облегчению Ксантена, их болтливость уменьшилась, и они молча летели на юг со скоростью пятьдесят-шестьдесят миль в час.
Перевалило за полдень. Древняя сельская местность, сцена стольких приходов и уходов, стольких побед и поражений, пересекалась длинными черными тенями. Глядя вниз, Ксантен размышлял что, хотя человеческая порода и происходила с этой почвы и что хотя его непосредственные предки семьсот лет назад имели здесь свои владения, Земля все еще казалась людям чужой планетой.
2