— Не можешь ли ты изменить меня? — воскликнула Т’саис. — Ты волшебник. Неужели я и впредь должна жить слепой к радости?
Вздох донесся из-за стены:
— Я действительно волшебник, знаю все до сих пор созданные заговоры, знаю хитрости рун, заклинаний, волшебных изображений, экзорцизма, талисманов. Я Владыка Математики, лучший после Фандаала, ничего не могу сделать с твоим мозгом, не уничтожив твой разум, личность, твою душу — потому что я не Бог. Бог может вызвать предмет к существованию, а я опираюсь только на магию, ее заговоры способны лишь изменять и переделывать пространство.
Надежда во взгляде Т’саис растаяла.
— Я хочу на Землю, — сказала она немного погодя. — Небо на Земле постоянного голубого цвета, и в нем царит красное солнце. Я устала от Эмбелиона, где нет никаких голосов, кроме твоего.
— Земля, — задумчиво сказал Панделум. — Тусклое место, древность которого превосходит всякое знание. Когда-то это был мир высоких облачных гор, ярких рек, а солнце его было белым сверкающим шаром. Века дождя и ветра избили и сгладили гранит, а солнце теперь слабое и красное. Тонули и вставали вновь континенты. Миллионы городов вздымали свои башни, потом распадались в пыль. Теперь на месте прежних людей живут несколько тысяч странных созданий. На Земле гнездится отцеженное временем зло... Земля умирает, она в сумерках... — Колдун замолчал.
Т’саис с сомнением ответила:
— Но я слышала, что Земля прекрасна, а я хочу постичь красоту, даже если ради этого придется умереть.
— Но как ты узнаешь красоту, увидев ее?
— Все люди знают красоту... Разве я не человек?
— Конечно, ты — человек.
— Тогда я найду красоту, а может быть, даже и... — Т’саис запнулась перед следующим словом, настолько чуждо оно было ее разуму, но в то же время полно беспокойных возможностей.
Панделум молчал. Наконец промолвил:
— Ты отправишься, куда хочешь. Я помогу тебе, чем смогу. Я дам тебе руны, которые спасут тебя от злой магии. Я дам жизнь твоему мечу; и я дам тебе такой совет: берегись мужчин, они грабят красоту, чтобы насытить свою похоть. Не допускай близости ни с кем... Я дам тебе мешочек драгоценностей, это большое богатство на Земле. С ними ты сможешь многого достичь. Но — опять-таки — никому их не показывай, потому что для некоторых людей убийство дешевле медной монеты.
Наступило тяжелое молчание, и в воздухе перестало ощущаться присутствие Панделума.
— Панделум, — негромко позвала Т’саис. Ответа не было.
Спустя некоторое время Панделум вернулся: она вновь ощутила его присутствие.
— Через мгновение, — сказал он, — ты можешь войти в соседнюю комнату.
Т’саис по его разрешению вошла в комнату.
— На скамье слева, — послышался голос Панделума, — ты найдешь амулет и маленький мешочек с драгоценностями. Надень амулет на правое запястье: он обращает любое направленное на тебя заклинание против того, кто его произнес. Это очень мощная руна, береги ее.
Т’саис повиновалась, мешочек спрятала в сумку.
— Положи на скамью свой меч, встань на руну, что начертана на полу, и крепко зажмурь глаза. Я должен войти в комнату. Предупреждаю: не смотри на меня — последствия будут ужасны.
Т’саис сняла меч, встала на металлическую руну, закрыла глаза. Она услышала легкие шаги, звон металла, потом — высокий резкий крик.
— Теперь твой меч жив, — странно громко прозвучал голос Панделума, который теперь находился рядом. — Он будет убивать твоих врагов сознательно. Протяни руку и возьми его.
Т’саис вложила в ножны свой тонкий клинок, теплый и дрожащий.
— Где на Земле хочешь ты оказаться? — спросил Панделум. — В местности, населенной людьми, или в великой разрушенной пустыне?
— В Асколайсе, — ответила Т’саис. — Тот, кто говорил мне о красоте, произнес только это название.
— Как хочешь, — сказал Панделум. — А теперь слушай! Если захочешь вернуться в Эмбелион...
— Нет! — быстро ответила Т’саис. — Лучше умереть.
— Подумай хорошенько.
Т’саис промолчала.
— Сейчас я коснусь тебя. У тебя на мгновение закружится голова — а откроешь ты глаза уже на Земле. Сейчас там почти ночь, а во тьме скрываются ужасные существа. Поэтому побыстрее отыщи убежище.
Охваченная возбуждением, Тсаис почувствовала прикосновение Панделума, ощутила дрожь, легкое затмение сознания, быстрый полет... Незнакомая почва под ногами, воздух со странным запахом. Она открыла глаза.
Местность незнакомая и новая для нее. Темноголубое небо, распухшее древнее солнце. Она стояла на лугу, окруженном высокими мрачными деревьями. Эти деревья не были похожи на спокойных гигантов Эмбелиона: нахмуренные, с густой листвой. Под ними лежали загадочные тени. Все окружающее — почва, деревья, скала, торчащая на лугу, — все было выработано временем, сглажено, смягчено. Свет солнца придавал каждому предмету на Земле — скалам, деревьям, неподвижной траве и цветам — отпечаток древности, старинных воспоминаний.
В ста шагах виднелись покрытые мхом руины давно обрушившегося замка. Его камни почернели от лишайников, дыма и возраста; сквозь них пробивалась трава — странная и дикая картина в косых лучах солнца.
Т’саис медленно приблизилась к развалинам. Некоторые стены еще стояли, хотя камень совсем выветрился, известь давно исчезла. Она удивленно обошла большую разрушенную статую, почти погрузившуюся в землю; на мгновение задержалась над письменами, высеченными на камне. Широко открытыми глазами смотрела она на то, что осталось от лица — жестокие глаза, насмешливый рот, отбитый нос. Т’саис содрогнулась. Здесь ей искать нечего; она повернулась, собираясь уходить.
Смех, высокий, радостный, послышался на поляне. Т’саис, помня предупреждение Панделума, ждала в укрытии. Какое-то движение среди деревьев; в солнечном свете показались мужчина и женщина; потом — весело насвистывающий молодой человек. В руке он держал меч, которым время от времени подталкивал первых. Т’саис разглядела, что эти двое связаны.
Трое остановились перед руинами, невдалеке от Т’саис, и она могла рассмотреть их. Связанный мужчина был с худым лицом, неровной рыжей бородой и мечущимся взглядом; в глазах его читалось отчаяние. Женщина полная, невысокого роста. Пленившим их был Лайан-Странник. Его каштановые волосы разбросаны по плечам, черты лица подвижны и приятны. Карие глаза изучали местность. На нем были красные кожаные башмаки с загнутыми вверх острыми носками, красно-зеленый костюм, такой же плащ и остроконечная шляпа с багровым пером.
Т’саис смотрела, не понимая что происходит. Все трое были ей одинаково отвратительны, казались грязными снаружи и изнутри. Лайан, может быть, чуть менее подл и низок — он все-таки проворнее и элегантнее.
Пленник негромко застонал, женщина заскулила.
Лайан весело взмахнул шляпой и исчез среди руин. Не далее чем в двадцати футах от Т’саис он скользнул за древнюю каменную плиту, вернулся с огнивом и трутом, разжег костер. Извлек из сумки кусок мяса, поджарил его на костре и с аппетитом съел, облизывая пальцы.
Не было сказано ни слова. Наконец Лайан встал, потянулся и взглянул на небо. Солнце уходило за темную стену деревьев, поляну уже заполнили синеватые тени.
— К делу! — воскликнул Лайан. Голос его звучал резко и ясно, как призыв флейты.
Он снова нырнул в свое укрытие под плитой и принес оттуда четыре крепких прута. Один из них он положил на бедра мужчины, второй поперек, через промежность, так что при небольшом усилии мог сжимать бедра и поясницу. Он испытал свое приспособление и рассмеялся, когда мужчина закричал от боли. Такое же приспособление он приладил и на женщине.
Т’саис смотрела в растерянности. Очевидно, молодой человек собирался причинить своим пленникам боль. Неужели таковы обычаи Земли? Но как она может их судить, она, не отличающая добро от зла?
— Лайан! Лайан! — воскликнул мужчина. — Пощади мою жену! Она ничего не знает! Пощади ее и забери все, чем я владею! Я буду служить тебе всю жизнь!