С противоположной стороны завала послышалась какая-то возня, и старшина понял, что с того края ему помогают. Работа пошла быстрее. Еще немного усилий, и они совместными стараниями сдвинули балку. Открылся небольшой проход. Кожевников тут же протиснулся в него, и от увиденного зрелища старшину охватил ужас.
В подразделении творился полнейший кошмар. Большинство коек взрывом разметало по углам. Кровать Кожевникова была смята, искорежена, а на месте, где она еще недавно стояла, валялась груда кирпичей. В потолке зияла огромная дыра, но из-за гари видимость все равно была плохой. Около дюжины пограничников было убито, многие ранены и контужены, а те, кто оставался в силах передвигаться, задыхаясь от едкого дыма, метались в одном белье от окна к окну, пытаясь выбить решетки и выбраться. Они пребывали в полнейшей панике.
Кожевников громко крикнул, но солдаты не услышали его, продолжая бороться с решетками.
— Слушай мою команду! — гаркнул он еще раз, и несколько человек обернулись. — Все бегом, расчищать проход. Где дежурный по роте?!
— Убило дежурного, — хмуро отозвался один из солдат, помогавших с этой стороны старшине раскидывать завал.
— Где он?
— Там! — солдат кивком указал на труп у стены.
Дежурный лежал лицом вниз, на полу рядом с ним расплывалась большая темная лужица.
— Возьми у него ключи! — приказал старшина.
Солдат на негнущихся ногах подошел к телу и осторожно забрал из окоченевших рук мертвеца связку ключей.
— Где сержант Пахомов? — взяв перепачканные в крови ключи, спросил старшина.
— Я! — отозвался крепкий высокий парень.
— Срочно добраться до оружейной комнаты и каптерки, — скомандовал Кожевников, бросая сержанту ключи. — Вооружить подразделение и достать перевязочные средства. Казарму без приказа не покидать!
— Ох, бяда! — вдруг истерично воскликнул кто-то за его спиной.
Кожевников обернулся. Мамочкин застыл с открытым ртом и вытаращенными глазами.
— Все нормально, сынок, — успокаивающе похлопал его по плечу старшина. — Это просто провокация. Обычная провокация.
Кожевников вышел на середину и во весь голос зычно закричал пограничникам:
— Всем соблюдать спокойствие! Действовать организованно и слаженно! Это всего лишь провокация. Не паниковать!
Дым понемногу рассеивался через разбитые окна. На улице по-прежнему громыхало. Когда снаряды взрывались вблизи казармы, с потолка сыпалась кирпичная крошка и остатки побелки, и пограничники инстинктивно приседали, закрывая голову руками. Первый шок прошел, к тому же в старшине они видели командира, который знал, что необходимо делать.
Пока пограничники во главе с сержантом Пахомовым разбирали проход, старшина осматривал раненых. Один из них, совсем мальчишка, лежал на спине, схватившись за живот, из которого торчал длинный металлический штырь. На белой ткани его нательной рубахи проступало красное пятно. Парень удивленно смотрел на склонившегося над ним Кожевникова и часто дышал, как рыба, выброшенная на берег. Выдергивать штырь не имело смысла — только причинит бедняге дополнительную боль и усилит кровотечение. Кожевников ничем не мог ему помочь, мальчишке оставалось жить пару минут.
Другому пограничнику раздробило руку, она посинела и чудовищно опухла, а из прорванной кожи выступал острый осколок кости. Парень надрывно охал и стонал. У нескольких ребят оказались пробиты головы при падении с кроватей, и они сидели отрешенно, с залитыми кровью лицами. Кожевников велел двум солдатам порвать простыни на бинты и перевязать раненых.
Теперь следовало организовать оборону до подхода частей Красной Армии. Он выпрямился, резко повернулся и тут же на секунду замер. Голова закружилась, ушибленный затылок давал о себе знать. Кожевникову показалось, что земля уходит из-под ног, в полузабытье он оперся о стену. Не хватало еще рухнуть здесь перед солдатами.
«Держись, — сжав зубы, приказал он себе. — Держись и подавай мальчишкам пример. У них, кроме тебя, никого теперь нет».
Кто-то тронул его за плечо, и старшина обернулся. Перед глазами снова все поплыло.