Я нашел нам место на скамье у стены, схватил за рукав проходящего мимо слугу и заказал кувшин слабого пива. Я глянул на Мэри. Она сидела с закрытыми глазами, прислонившись к стене. Я попросил парня принести еще молока и булочек.
– Мы такого не держим, господин.
– Тогда сбегай и купи. – Я опустил шиллинг в его ладонь. – Получишь еще два, когда все принесешь. Если поторопишься.
Когда слуга ушел, я снова посмотрел на Мэри. Сорочку, в которой она лежала в постели, благопристойно скрывает плащ Хлорис, голова покрыта шалью Маргарет. Она также надела башмаки Хлорис, которые были ей велики. Она походила на девочку, которая примеряла мамину обувь.
Мы сидели молча. Я уставился в пространство перед собой. Мои мысли и чувства замерзли, как пруд зимой. До меня доносились разговоры соседей о вчерашних беспорядках. Несмотря на ранний час, подмастерья и их союзники были уже на улицах. Так же, как и королевские гвардейцы. Но мне это было неинтересно. Меня сейчас вообще ничего не интересовало.
Через несколько минут прибыли еда и напитки. Мэри открыла глаза. Она взяла булочку, стала отламывать по кусочку и отправлять в рот. Девочка жевала и одновременно пыталась проглотить.
– Не спеши, милая, – сказал я. – Успокойся.
Но она меня не слушала. Сделала глоток молока и схватила еще одну булочку. Еще не успев ее разломить, Мэри изменилась в лице. Она подняла на меня глаза – они были полны страха.
Потом она наклонилась, и ее завтрак оказался у меня на башмаках.
– Я поеду сегодня на Генриетта-стрит, – объявила Элизабет Кромвель, когда они с отцом, как обычно, прогуливались утром в саду госпожи Далтон.
– Думаешь, это благоразумно?
– Полагаю, да. В любом случае я так решила.
Отец вздохнул:
– Если Кэтрин и вправду нашла то, что спрятала моя матушка, то спешить незачем. Я полностью доверяю ей. И господину Хэксби тоже. А ты разве нет?
Элизабет промолчала. Когда много лет назад отец покинул Англию, она была почти ребенком и в минувшие годы никогда не подвергала сомнению его авторитет. Но теперь она стала взрослой женщиной, и за последние несколько недель ее мнение о Ричарде Кромвеле переменилось. Долг дочери почитать отца, и она любила его, но, по правде говоря, он частенько ее раздражал. Отец жил далеко и даже не мог обеспечить семью. Иногда Элизабет казалось, что время поменяло их ролями: теперь она стала мудрым, здравомыслящим родителем, а он – беззаботным мальчишкой.
– Матушкино наследство может подождать, – продолжал Кромвель. – У меня есть более важные дела. Я обещал герцогу, что напишу для него кое-что такое, что можно показать его друзьям, сделаю публичное заявление, в котором ясно выражается моя поддержка. Это необходимо для блага страны. А если, вернее, когда дела пойдут так, как мы надеемся, Бекингем напечатает его и распространит не только в Лондоне, но и в провинциях.
– Сэр, – возразила Элизабет, теряя наконец терпение, – это все воздушные замки.
– Нет-нет. Герцог не только хороший человек, но он также обладает множеством талантов и способен повести за собой народ.
Элизабет прикусила губу. У ее отца была глупая особенность видеть в людях только хорошее и верить в то, что ему говорят. Вероятно, поэтому он позволил сделать себя лорд-протектором, когда Оливер Кромвель умер. А в результате был выслан из страны, которой правил, и теперь оказался без пенни в кармане.
Она подавила досаду:
– С вашего разрешения, сэр, я поеду сегодня на Генриетта-стрит.
– Но это слишком опасно, – возразил он.
Элизабет покачала головой. Она считала, что риск в данном случае оправдан. Если бабушкино наследство и впрямь чего-то стоило, отец мог стать финансово независимым от Бекингема.
– Если я поеду сегодня вечером, часов в шесть или в семь, это можно сделать незаметно. – Она улыбнулась, желая задобрить отца. – Лучше освободить чету Хэксби от ответственности. Вам вовсе не обязательно ехать, если вы заняты. В самом деле, так будет даже безопаснее.
Ричард пожал плечами и отвернулся:
– Дорогая, полагаю, ты должна поступать как считаешь нужным.
Элизабет поняла, что победила.
Когда я взял для нас в Хай-Холборне наемный экипаж, была уже середина утра. Мэри сидела напротив с закрытыми глазами. То и дело останавливаясь, мы двигались по улицам к Стрэнду.