– Позвольте, я помогу вам с мантией, сэр, – вступил другой голос, женский.
– Да, сэр, – сказал второй мужчина. – Небрежно одетый священнослужитель – кощунство в глазах Господа.
Потом снова послышался смех и шарканье ног. Я опять сменил положение, что позволило мне видеть смежную комнату: гостиную, меблированную во французском стиле, со множеством свечей, свет которых отражался на позолоте. В помещении было не менее дюжины мужчин и три женщины: кто-то сидел за столом, другие сгрудились у камина.
Одной из дам была леди Каслмейн. За эти годы я мельком видел ее несколько раз, но впервые так близко. Черные волосы, живые голубые глаза. Фаворитка короля стала более упитанной, что отнюдь не уменьшило привлекательности этой красивой, но весьма корыстолюбивой женщины.
Неожиданно раздался громкий радостный возглас.
– Тост! – выкрикнул кто-то. – Надо выпить за преподобного джентльмена!
– Клянусь, герцог, вы просто вылитый священник, – заметил другой мужчина. – Сцена много потеряла в вашем лице.
– Еще больше потеряла Церковь, – добавила леди Каслмейн, после чего снова последовал взрыв смеха. – Джордж, вы должны попросить короля сделать вас епископом. – Ее голос стал ласковым. – Вы ведь пойдете ему навстречу, сир, не так ли?
Я услышал тихий смех короля, потом он пробормотал что-то в ответ, но я не разобрал слов.
– Да, воистину, – с пафосом произнес Бекингем громким гнусавым голосом, очень похожим на голос доктора Оуэна. – Я говорю вам: все вы грешники и врата ада зияют перед вами.
В своем роде это было виртуозное исполнение. Герцог, в черном облачении священника, с двумя белыми полосками на воротничке, расхаживал по гостиной взад-вперед, с чувством декламируя импровизированную проповедь:
– Распутная женщина есть греховный соблазн, ее глаза – силки Сатаны, а ее плоть – капкан прегрешения. – Бекингем идеально копировал манеры доктора Оуэна, да и текст, который он произносил, был озорной пародией на вчерашнюю речь священника в Уоллингфорд-хаусе. – Я мог бы ознакомить присутствующих со всеми тридцатью тремя пунктами своей любимой проповеди, но для краткости ограничусь только тремя…
Тут раздались одобрительные возгласы зрителей.
– Еще! Еще! – кричали они и стучали бокалами по столу.
Бекингем продолжал разглагольствовать, не обращая на них внимания:
– А теперь я объясню подробно, что именно подразумеваю под распутной женщиной. Итак, я подразумеваю нечестивую плоть, которая прорывается сквозь границы скромности и устремляется через тернии целомудренности, дабы пастись на омерзительных пастбищах адюльтера и удовлетворять свой ненасытный аппетит омерзительным кормом прелюбодеяния…
– О сир! – воскликнула леди Каслмейн. – Не следует ли мне заткнуть уши, дабы моя скромность не пострадала?
Я сдвинулся на пару дюймов влево, чтобы лучше видеть эту даму. Ее светлость была не единственной пассией короля; мало того, она даже не являлась в настоящий момент его фавориткой, но, безусловно, ни с одной женщиной связь Карла II не продолжалась столь долго. И уж точно никто из любовниц короля не имел на него такого влияния. По слухам, причина этого крылась не только в женских прелестях леди Каслмейн, но и в силе ее характера.
– …В жилищах нечестивцев, – громогласно вещал меж тем Бекингем, срываясь на фальцет, – никто не хочет ничего слышать до тех пор, пока не насытит свои души запретными плодами и не посеет свое ядовитое семя среди колючек скверны…
Господин Уильямсон с особым подозрением относился к леди Каслмейн, хотя ни разу прямо и не говорил мне об этом. Он вообще чувствовал себя неловко, имея дело с женщинами. А уж в обществе фаворитки его величества тем более. Я подозревал, что патрон боялся скрытой власти этой дамы над королем и ее непредсказуемого нрава, в силу чего просто-напросто не мог ни понять, ни предугадать ее интриги. Леди Каслмейн постоянно вмешивалась в политику, а мой начальник был убежден, что представительницы слабого пола этого делать не должны.
– …Таким образом, вы никогда не будете удовлетворены, пока не пропитаетесь омерзительным маринадом развратной мерзости и не превратитесь в отвратительную свинью, годную лишь для развратного стада, которое пасет сам дьявол…
Ее отношения с королем были постоянным предметом обсуждения при дворе. Леди Каслмейн с самого начала правления Карла II была его любовницей и родила ему нескольких детей. Но говорили, что сейчас государь редко спит с ней. В самом деле, у него был целый сонм пассий, например, в данное время его величество был особенно увлечен актрисой по имени Мэри Дэвис. И тем не менее он продолжал осыпать богатствами леди Каслмейн и ее внебрачных отпрысков, не все из которых, по слухам, были от него. Король по-прежнему проводил много времени в ее апартаментах, отдыхал там со своими близкими друзьями. Он относился к леди Каслмейн почти так же, как некоторые мужчины относятся к своим женам, с которыми прожили долгие годы: скорее с непринужденной симпатией, чем со страстью.