– Здесь содержится секретная информация. Я выбрал именно вас, Марвуд, а не кого-то другого, потому что доверяю вам. Передайте пакет лично его светлости. И ни с кем не говорите об этом, кроме милорда, если он вдруг снизойдет и спросит вас. – (Я снова поклонился.) – Достаточно уже на сегодня поклонов и шарканья! – сердито сказал Уильямсон. – Да вы испачкались, Марвуд. Чем это вы занимались?
– Упал на улице, сэр.
– Нельзя показываться в таком виде на публике. Пусть мальчик хорошенько почистит вашу одежду щеткой, перед тем как вы отправитесь к милорду.
Вновь приобретя приличный вид, я покинул Скотленд-Ярд и направился к Собственной галерее, где находилась контора лорда Арлингтона. Уильямсон сказал, что выбрал меня, потому что доверяет мне. Что ж, это можно было считать комплиментом. Если бы речь шла о другом моем начальнике, коварном Чиффинче, я бы, скорее, заподозрил какой-нибудь тайный умысел, некий вероломный маневр, который мог бы причинить мне вред.
Арлингтон принял меня в своем кабинете с такой надменной снисходительностью, словно я был помощником приходского священника, а он – архиепископом. Лицо его было серьезным и бледным. Черный пластырь на переносице необъяснимым образом делал милорда похожим на клоуна. Я вручил ему пакет. Он хмуро поглядел на него и распорядился:
– Подождите в соседней комнате, пока я читаю.
Я поклонился и отправился коротать время в приемной. Я знал там одного клерка по имени Дадли Горвин, с которым иногда обедал вместе. Он был старше меня и имел репутацию человека трудолюбивого и спокойного, под стать своему непоколебимо серьезному начальнику, но вне службы мог быть весьма остроумным, а порой и колючим, как иголка. Когда я вошел, Горвин стоял у своего письменного стола с пером в руке и смотрел в окно. Он обернулся и поприветствовал меня:
– Добрый день, сэр. Что вас сюда привело?
– Господин Уильямсон послал с бумагами для милорда. Мне велено ждать.
Я подошел к окну, и мы оба стали смотреть на трех фрейлин королевы, которые медленно прогуливались по дорожке, иногда близко наклоняя голову друг к дружке. Я обратил внимание на то, что одна папка с письмами Арлингтона лежала раскрытой на столе.
– Думаете, эти дамы сплетничают? – спросил Горвин, захлопывая папку; он был человеком осмотрительным. – Строят козни? Или же и то и другое? Наверняка так и есть, Марвуд, Бог свидетель. Только этим мы все и занимаемся в этом проклятом месте: одни сплошные интриги.
– Вы становитесь философом, – заметил я.
Горвин дернул головой в сторону кабинета милорда и еще больше понизил голос:
– И он сам тоже плетет интриги, уж поверьте мне. На пару с вашим начальником Уильямсоном.
– Не знаете, что на этот раз?
– Полагаю, они нацелились на герцога. Я имею в виду Жеребца, а не Альбемарля или герцога Йоркского.
Я вздернул брови:
– Что-то витает в воздухе?
– Милорд убежден, что Жеребец строит какие-то козни, но не знает, какие именно и когда машина придет в действие.
– Господин Уильямсон изучал папку наших лондонских информаторов. – Я замешкался, понимая, что не должен оставаться в долгу, так как сведения подобны любому ценному товару: никто не станет дарить их просто так, ими обмениваются один к одному. – В воскресенье ведь Пасха. Ну и следующий день, Пасхальный понедельник, тоже выходной.
– Вы полагаете, в этот день стоит ждать неприятностей?
Я пожал плечами:
– Возможно. Неприятностей следует ждать в любой праздничный день. Дай подмастерьям немного воли, и они используют ее на всю катушку.
– Да. Пожалуй, вы правы. – Горвин порылся в папке на своем столе. – Вот. Записка, написанная самим герцогом. Милорд предложил ему встретиться в Пасхальный понедельник, но герцог ответил, что его, к сожалению, не будет в городе.
Он передал мне письмо. Там была всего пара строк, и я прочел их за несколько секунд. Но меня удивило не содержание записки, а почерк Бекингема: разборчивый, твердый, с заметным наклоном вправо, практически без помарок.
А ведь эта рука была мне уже знакома: всего несколько часов назад я видел на столе мадам Крессуэлл во дворе «Кобеля и суки» лист бумаги, исписанный подобным почерком. Правда, то было не письмо, а какая-то странная петиция, с перечислением списка борделей.