– Мне очень жаль, что я затащил вас сюда, – сказал он Анхелине.
– Уверяю вас, мне доводилось видеть места и похуже.
Принести Анхелине за это извинения было все равно что щелкнуть по лбу боксера. До встречи с Антуаном ей пришлось повидать столько мерзавцев, извращенцев, садистов. Полет и приземление на кучу отбросов с последующей демонстрацией воинских искусств отнюдь не отнимут у нее сна.
– Этот однорукий Джимми – единственный, кто может навести меня на убийцу, которого я разыскиваю, – сказал Натан.
– Найти этого убийцу очень важно?
– Он убил пять человек, одного из которых зверски пытал.
– Невинных?
– По крайней мере, один из них был ни в чем не виновен.
– У вас, должно быть, трудная профессия.
– Куда легче, чем то, что делает Антуан.
– Антуан старается делать все, чтобы иметь чистую совесть.
– Несправедливо так говорить.
– Он помогает тем, кто ничего не просит. И удовольствие получает от этого в сто раз больше, чем от подаяния тому, кто протягивает руку.
Тонкость анализа поразила его. Он испытывал восхищение этой женщиной, которая занимала все больше места в его мыслях.
– Почему вы сказали, что Антуан старается иметь чистую совесть?
– Работая на банк, он разорил множество богачей. Сейчас он спасает детей от нищеты и проституции. Так что ему особенно не в чем упрекнуть себя.
– Похоже, вы осуждаете его.
– Никого я не осуждаю. Вы говорите, будто то, что делает он, куда трудней. Однако пока он спасает детей, вы убиваете людей. Это разное бремя. Ночью одному из вас нужно больше времени, чтобы к нему пришел сон.
– Вам ваше бремя тоже тяжело нести, не так ли?
– Достаточно вообразить себе все то вонючее и отвратительное мясо, проникавшее через все отверстия к тебе внутрь, чтобы там опорожниться, и вы получите слабое представление о том, что я ношу в себе.
– Вы часто об этом думаете?
– Всякий раз, когда занимаюсь любовью с Антуаном.
Анхелина открыла перед ним душу. Выходит, когда Антуан думает, будто доставляет ей удовольствие, она притворяется в благодарность за то, что он сделал для нее.
Из ризницы вышел священник и направился вдоль стены к потайной дверце. Натан встал и нагнал его.
– Отец Санчес?
– Да.
– Нельзя ли с вами поговорить?
– Что вам нужно?
– Исповедаться.
– Сын мой, приходите сюда после полудня. А сейчас я спешу.
У Санчеса было румяное лицо, говорил он заискивающим тоном и носил на запястье часы «Таг Хауэр».
– Какое совпадение, отец мой. Я тоже спешу.
Назвав этого незнакомца «отец мой», он испытал какое-то тягостное чувство, поскольку отца своего не видел уже три года. Натан подтолкнул падре к нише и стал бомбардировать вопросами.
– Я думал, вы хотите исповедаться, – удивился священник.
– Когда я говорил об исповеди, я имел в виду вас.
– Что вы хотите узнать?
– Джимми совершил глупость: украл сумку, принадлежащую исключительно опасным людям, которые готовы на все, чтобы вернуть ее.
– Что за сумку?
– Сумку с деньгами.
– Господи, в какую еще неприятность вляпался этот мальчик?
– Где Джимми? Мне нужно с ним поговорить.
– Почему я должен вам верить? Кто вы такой?
– Я – единственный шанс для него выйти из этого дела живым, поскольку я стою на страже закона.
– Я всячески забочусь об этом мальчике. Я подобрал его на улице умирающего, рука у него была отрублена ударом мачете. Он так и не захотел мне сказать, кто это сделал. С тех пор я пытаюсь вывести его на прямую дорогу, которая убережет его от дурного влияния старших. Тут имеется шайка хулиганов, которая сделала его своим амулетом. Вполне возможно, это они втянули его в историю с ограблением. Однако Джимми никогда не выдаст их.
– Я предпочел бы задать вопросы непосредственно ему. Где он?
– У меня.
– Я могу с ним поговорить?
– «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской»[13] – сказал Господь.
– Это не тот ли, что сказал, что лучше войти в жизнь без руки, чем с двумя руками в огонь вечный?[14]
– Ваше знание Нового Завета делает вам честь.
– Я был вынужден выучить его наизусть. Этой книгой чаще всего вдохновляются психи, чтобы оправдать свои преступления.
– «Они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют; да не обратятся, и прощены будут им грехи»,[15] – говорил Иисус, повторяя пророка Исайю.
– Договорились. Так могу я побеседовать с Джимми?
– При одном условии. Что разговор будет коротким, и что я смогу присутствовать при нем.
– Это уже два условия.
– Да, вы правы.
– Послушайте, вы ему не отец, не уполномоченный, так что у вас нет права что-то требовать.
– А вы не в Америке. Здесь все основано на коррупции или на добром согласии. Поскольку вы, по-видимому, не намерены давать взятку, вам придется быть чуть посговорчивей.
Отец Санчес пригласил его проследовать с ним в ризницу. Дети делали маленькие бамбуковые рамки, куда они потом собирались вставить образки Христа. Им было от шести до двенадцати лет. Один из них работал только правой рукой. Левую он прятал под столом. Священник велел ему приблизиться. Мальчик шмыгнул носом и вытер его культей. Натан сразу взял быка за рога.
– Джимми, десять дней назад тебя засекли на китайском кладбище. Ты украл сумку у мужчины. Где эта сумка?
Мальчишка уставился на отца Санчеса, словно для того, чтобы тот подсказал ему нужный ответ.
– Отвечай, дитя мое, – произнес священник.
Джимми машинально почесал конец культи и беззвучно зашевелил губами. Его взгляд, напоминающий взгляд загнанного зверька, искал, куда бы улизнуть. Джимми боялся говорить. Но кого он боялся? Отца Санчеса? Остальных детей, следивших за ним поверх иконок с Иисусом Христом? Банду, амулетом которой он был? Тех, кто когда-то отрубил ему руку? Он искоса поглядывал на открытое окно. Натан знал, что вот-вот он убежит, однако ничего не предпринимал, чтобы помешать ему. Он не хотел подвергать его риску потерять остальные пять пальцев, даже если его показания наведут на тех, кто устроил бойню в Фэрбэнксе. Натан намеревался вырвать из него хоть одно слово, прежде чем он удерет. Имя. Имя того, кто послал его ограбить Иноширо Одзаву.
– Кто велел тебе украсть эту сумку?
– Dios!
Джимми вскочил и, перевернув стул, ринулся наутек. Отец Санчес кинулся было вдогонку, но улица была пуста.
– Вы не побежите за ним? – с удивлением обратился он к Натану.
– Что он сказал? – поинтересовался Натан.
– Он всего лишь сказал вам «прощайте».
– Что ж, удовлетворюсь и таким ответом.
– И на этом вы закончите?
– Вы же сами просили меня быть кратким.
– Благодарю вас за это.
Натан оглядел черные головки детей, вновь склонившихся над своим рукоделием.
– Откуда эти дети? – осведомился Натан.
– Из Тондо. Я предпочитаю видеть их здесь, а не на улице.
– С виду они послушнее, чем Джимми.
– Поэтому у них до сих пор по две руки.
Натан распрощался со священником и вышел из церкви вместе с Анхелиной, которая молчала все время разговора.
– Вы не попытаетесь отыскать Джимми?
– Что он точно сказал, перед тем как сбежал?