Никаких следов проекта «Лазарь».
Пять человек погибли друг за другом.
И убийца был всего один.
С каким-то дурным предчувствием Натан сконцентрировался, пытаясь воспроизвести дальнейшие действия убийцы. Его рука коснулась дефибриллятора, катетера, баллона с кислородом, хирургических скальпелей, всевозможных экранов, пультов, микроскопов. Все приборы и инструменты были выключены, были на своих местах, нигде ни пылинки. В баке для мусора находились только пластиковые стаканчики из-под кофе. Самая усердная уборщица не навела бы такой чистоты. Разве что оба ученых были маниакальными приверженцами порядка в лаборатории. Натан без всякой системы открывал ящики, содержавшие кучи бумаг и лекарства.
На столах ничто не привлекало внимания.
Лав, многократно осматривавший помещения, в которых побывали психопаты и серийные убийцы, отыскивал отнюдь не следы безумия, а свидетельства невроза навязчивых состояний.
Он повернулся к видеокамере. Ее объектив был направлен на операционный стол. Снимала ли она убийство? Или была нацелена на что-то другое?
На подопытного человека.
Натан приник глазом к видоискателю, стал менять фокусное расстояние. Пока не стала отчетливо видна пластифицированная текстура матраца, навел объектив на кровавое пятно.
Сменить кожу.
6
Лав улегся на операционный стол и уставился в объектив камеры. Он сконцентрировался на точке хара чуть пониже пупка, чтобы умерить дыхание, делал медленный выдох, потом короткий вдох, долгий выдох, неглубокий вдох, увеличивая промежутки между ними. Сердечный ритм замедлился, снизившись до тридцати ударов в минуту; появились сердечные перебои, мозг испытывал нехватку кислорода. Он погружался в глубину какого-то ватного, коматозного, бессознательного состояния, ежесекундно жертвуя тысячами нейронов.
На грани этого состояния бессознательности его почти угасший мозг вдруг оживился и начал подниматься из глубины несознания. На этом возвратном пути он встретился с Мелани. У нее было ледяное дыхание. Она призывала его пробудиться. За спиной у нее бушевало море, угрожая накрыть ее накатившим валом и стать для нее черной беспросветной могилой. Натан вздрогнул. Она поцеловала его и отступила. Как она была хороша с этой лентой, на которой написано «Мисс Беркли». У Мелани было лицо Татьяны Мендес. Медсестра медленно расстегивала халат, постепенно превращаясь в белокурую юную девушку с россыпью веснушек на лице. На мучительном пути пробуждения беспорядочно сталкивались воспоминания. Он стал чем-то наподобие губки, вбирая в себя все, что его окружало. И в том числе чьи-то чужие воспоминания, смешавшиеся с его. Остаточные, смутные, истаивающие воспоминания, которые излучал подопытный человек, лежавший на этом столе до него: красный самолет, летящий над паковым льдом, женщина с лицом Мадонны, стол, за которым идет игра в покер, руки, почерневшие от мороза, костер на льдине. Натан трясся от холода, хватал ртом воздух, словно после долгой остановки дыхания, съеживался, кашлял. С хрипами он регулировал дыхание на уровне диафрагмы. Его дух вновь обрел собственное тело.
За последние годы он до такой степени впитал в себя правила воинских искусств, что теперь как будто не ведал о них. Он превзошел тактику, обязательную для Пути воина, чтобы достичь внутренней прозрачности. То есть пустоты. Так он избавился от своей темной половины.
В пустоте не существует зла.
Аскетизм искупления очистил его. Однако, вновь начав работать на Максвелла, он завязывал новые узлы на нити своей жизни, нити, разглаживанию которой он посвятил три года.
Пустота опять начинала заполняться.
Натан слез с операционного стола. И едва его ноги коснулись пола, он вспомнил, что его ждут на третьем этаже.
7
Полицейский, стоящий на посту у двери, пропустил его в прозекторскую. Четверо повернулись к вошедшему. Кроме Максвелла и начальника полиции в помещении находились какой-то здоровенный верзила и эскимоска. Верзила представился, извинившись, что чихает и брызгает слюной, отчего ему приходилось прикрывать рот левой рукой. Его звали Дерек Уэйнтрауб, он руководил федеральным агентством в Анкоридже и сейчас боролся с сильнейшей простудой.
– Агент Кейт Нутак.
Эскимоска протянула руку и обезоруживающе улыбнулась. Лет тридцать, глаза черней, чем сатанистская месса, лицо гладкое, медного цвета, как донышко кастрюли.