– Я тебе предложу кое-что, но надо, чтобы ты меня внимательно выслушала. Твоя мама больна из-за того, что пьет. Она редко бывает в нормальном состоянии и не может защитить тебя от человека, за которого вышла замуж. А тот не хочет добра ни тебе, ни Томми. Но зато я могу отвезти тебя на волшебный остров, где свободно разгуливают слоны. Хочешь там жить?
– С тобой?
– С Томми.
– А ты-то сам там будешь?
– Я поживу с вами несколько дней. Вас примет к себе один очень славный человек.
– А он кто?
– Ее зовут Шеннен. Она моя сестра. У нее там большой дом, на берегу моря.
Девочка стиснула руку Натана.
– Не хочу, чтобы ты нас бросил.
Джесси нуждалась в устойчивой эмоциональной привязанности. В любящем человеке, способном восстановить вокруг нее и Томми семейную атмосферу. Натану казалось, что Шеннен вполне могла бы стать этим человеком.
– Ты же знаешь свою сестру, – сказала ему мать, когда он спросил ее мнение об этой несколько безумной затее.
– Вот именно. Она никогда не боялась нарушать нравственные и общественные правила, которые ей пытались вдолбить с рождения.
– Думаю, она еще хуже тебя.
– Лучше.
– По крайней мере, она будет рада тебя видеть.
Входная дверь открылась, впустив порыв ледяного ветра и раскрасневшегося Сэма. Встреча с капитаном Блестером оставила на его лице улыбку, врезавшуюся так глубоко, что даже ветру не удалось ее стереть.
– Вы все втроем отплываете на «Синей звезде» через шесть дней. Судно грузовое, идет в Коломбо. Два захода в порт. Месяц в открытом море. Дети поедут в каюте Блестера.
– Спасибо, папа.
– Это Сола Блестера надо благодарить. Ты уверен, что хочешь отвезти ребятишек на Цейлон?
– Это будет зависеть от Шеннен.
– Твоя сестра кого угодно примет, лишь бы тебя повидать, – заметила Киоко.
– А Томми выдержит такое плавание?
– Возьму с собой лекарства.
– Что ты там будешь делать?
– Продолжу свой путь.
– Куда?
– Мой путь определен, папа. Ты сам мне его показал.
– Собираешься убегать всю жизнь?
– Завтра поеду к себе, надо забрать кое-что из вещей.
– Все, что я прошу, сынок, – это чтобы ты был счастлив и дожил до старости.
136
Натан оставил отцовский грузовичок в конце тропинки, над обрывом, погасил фары и прошел семьсот последних метров при свете луны. На песке были следы. Четырех разных людей. Заканчивались перед его домом и обратно не шли. Значит, гости все еще там. Не воры, потому что взять у него было нечего. Поджидают его за дверью, которую он никогда не запирал. Натан неподвижно застыл на пороге. Не издавать никакого звука. Дать глазам привыкнуть к полнейшей темноте. Мысленно представить себе комнату, в которую собираешься ворваться. Через несколько минут, наполненных шумом океана, он глубоко вдохнул, поднял ногу, медленно выдохнул в позиции розового фламинго и выбросил пятку вперед, ударив по двери и снеся ею того, кто за ней прятался. Одновременно Натан крутнулся на пороге и нанес удар влево, на тот случай, если «комитет по встрече» поджидал его и с той стороны. Его локоть наткнулся на препятствие, которое уступило с придушенным мычанием. Он прыгнул в темноту и кувыркнулся туда, где спрятался бы сам, окажись на месте противников, – в противоположный угол комнаты, менее других освещенный лунным светом. Его глаза, привыкшие к темноте, различили направленный на него пистолет. Он отбил вооруженную руку и, выпрямившись, нанес апперкот, вдребезги раздробивший подбородок.
Внезапно вспыхнул свет. Расширенные зрачки Натана ослепли на несколько секунд. Когда зрение вернулось к нему, он узнал Теда Уолдона, стоящего посреди гостиной с кольтом сорок пятого калибра в руке и с усмешкой на губах.
– Так это т…
Уолдон не успел закончить фразу – за утратой зубов, губ, челюстей. Удар ноги, снесший ему пол-лица, начался на «так это» и попал в цель на «т». Натан так и не узнал, что альбинос хотел сказать, хоть тот и остался жив. Эта позаимствованная из кинофильмов мания радоваться победе прежде, чем противник будет нейтрализован, не раз спасала Натану жизнь, в том числе и сегодня. Пол вокруг него был устлан телами, находившимися в довольно жалком состоянии. У Уинни Великана больше не было носа, а лицо стало таким же плоским, как дверная створка, которую он поцеловал. Чак Гиена выплюнул зубы и проглотил язык. У Фрэнка Меченого в ноздрях застрял подбородок. Что касается самого Уолдона, то на весь остаток убогой жизни его ожидало кормление через соломинку. Но при некоторой удаче и с большими усилиями эстетической хирургии квартет из Фэрбэнкса еще мог бы выкарабкаться, по крайней мере, если бы Натан вовремя вызвал «скорую».