– Скоро.
– Когда «скоро»?
Ее уже не удовлетворял этот ответ, терявший смысл с каждым днем. Однако на сей раз Натан не лгал. Порт Коломбо был уже близко.
– Посиди тут, я схожу к капитану.
Сол Блестер знал мир так же хорошо, как большинство людей знает свой родной город. И был неистощим, браня африканцев, – по его мнению, лодырей и воров, азиатов – плутов и лжецов, арабов – трусов и фанатиков, европейцев – мелочных и крайне эгоистичных, американцев – нахалов и шовинистов.
– Желтые нас сожрут, они не дураки, да к тому же у них численное превосходство! – предвещал капитан, глядя на горизонт с капитанского мостика, где его и нашел Натан.
– Если они не дураки, им незачем пользоваться своим численным превосходством.
– Когда-нибудь все это рванет. Из-за мусульман или китайцев.
– Знаете, что говорится в наших легендах и преданиях?
– Японских или индейских?
– Индейских.
– Слышал от вашего отца время от времени.
– Древние предрекали, что как только мы начнем ненавидеть нашего соседа, обкрадывать его или обманывать, перестанем возделывать землю, променяем свободу на пропитание, то нарушится равновесие и гармония исчезнет.
– Мы до этого и докатились. Потому вы и пошли в ФБР? Чтобы восстановить гармонию?
– Вы проницательны.
– Ладно, чего там.
– Сол, я дал Томми последнюю дозу успокоительного.
– У меня больше ничего не осталось, кроме текилы. Но во второй половине дня мы уже будем у причала, если вы это хотели узнать.
Натан оставил Блестера у штурвала и вернулся к Джесси. Она стояла на носу корабля, лицом к ветру, прижимая к себе Пенни, куклу, с которой она ни на минуту не разлучалась.
– Томми спит, – сказала она.
За время этого каторжного плавания он зауважал девчушку. Обычно мало чему можно научиться у детей этого возраста, уже утративших естественность, но еще недостаточно поживших, чтобы вырастить в себе интересную личность. Случай Джесси был иной. В ней оставались чистота, сила, ки и врожденные способности, которые частое посещение мира Томми позволило ей не только сохранить, но даже развить. Она умела противостоять наихудшим невзгодам, поскольку не давала им поглотить себя, была способна почти на отрешенность. Она как бы стояла на перекрестке многих вселенных, многих обманчивых видимостей – вселенной своего брата, вселенной куклы Пенни, вселенной взрослых. И путешествовала от одной к другой с поразительной непринужденностью. Натан попытался описать ей и свою, более близкую, чем другие, к истине. Но оказалось нелегко растолковать девочке, что каждый человек видит вещи по-своему, иначе, чем другие, и что все лишь иллюзия. До того вечера на прошлой неделе. Когда они оба любовались луной и ее отражением в черном как смоль океане, он спросил ее, что она видит. Джесси сперва банально ответила: «луну» – и только потом сообразила, что это небесное тело для Томми не существует, что для рыб она всего лишь отсвет и что марсиане называют ее по-другому. Вот так Джесси бросила свой камешек в море видимостей.
Натан присел на корточки, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Капитан меня уверил, что сегодня мы подойдем к берегу.
– Томми никогда больше не сядет на корабль. Ему это ни чуточки не нравится.
– Все новое его раздражает. В отличие от тебя.
– Да.
– Успокоить его в состоянии только ты и лекарства.
– О! Даже когда он кажется спокойным, у него в голове полно всякого творится. И уж точно, он не с нами. Он вообще нечасто бывает в нашем мире, это я туда к нему заглядываю.
– На что он похож, его мир?
– Трудно сказать, потому что там нет ни людей, ни вещей.
– Что же тогда есть?
– Цифры, звуки, всякие штуки странные, которые крутятся и перемешиваются. Потрогать их нельзя, но можно стать как они.
– Это красиво?
– Пф… Мне больше здесь нравится.
Ухватившись за леер, она зажмурилась, чтобы полнее насладиться ветром в своих белокурых волосах и маленьких легких.
– Уонийа уакан, – тихо сказал Натан.
– Что?
– Уонийа уакан. На языке индейцев сиу это значит «благословенный воздух».
– По мне, так он сладкий.
– Можешь его потрогать.
– Воздух?
– Он здесь. Почувствуй его присутствие.
Джесси слегка вздрогнула. Натан ее успокоил:
– Ты можешь говорить с ним, как со своим знакомым.
– И что мне, по-твоему, ему сказать?
– Что он сладкий, например.
– Хм, ну… ладно… Воздух, ты сладкий!
– Дуновение, которое ласкает твою кожу, это дуновение самой природы, которая дышит, дает жизнь, обновляет все.