Незадачливый душитель, сжимая в кулаке выбитые зубы, указал на мужчину с исполосованной спиной, подвешенного на блоке. Натан приблизился к нему и попытался умерить пыл разъярившихся бичевателей, которые от всей души охаживали объект. Один из троих, нервный коротышка, в гневе поднял плетку-семихвостку на мешающего им пришельца. Натан воспользовался цепью, по-прежнему висевшей у него на шее, и захлестнул ее, наподобие стального лассо, вокруг руки разгневанного недомерка. Он резко дернул ее и, пока тот пролетал мимо него, вторым концом нанес удар в висок. Садист продолжил свой путь на животе, оставляя на полу кровавые клочья кожи. Видя превосходство пришельца, двое других бичевателей быстренько отошли проверить, в каком состоянии находится их сотоварищ. И у мазохизма тоже есть пределы. Натан освободил Лофорда, истекающего кровью, как кусок говядины. Но он был в полном сознании.
– Мы с вами договорились встретиться, – напомнил Натан. – По поводу доктора Флетчера.
– Вы убили его?
– Кого? Флетчера?
– Нет. Лайла, который сейчас лижет опилки.
– Нет. Он просто оглушен. И это не больнее, чем упражнения с плеткой.
– Вы друг Уильяма?
– Мы могли бы посидеть не в таком мрачном месте?
– Тут не опасно. Здесь все по взаимному согласию.
Натан потер затылок, выражая свое сомнение, и последовал за Гленном в бар, где было много народа, а еще больше шума. Сердечный ритм подстраивался под ритм техно, и если бы Натан не принял меры, сердце у него заработало бы, как поршень. Лофорд, поскольку не мог ничем прикрыть иссеченную спину, сидел голый до пояса. Он заказал «кровавую Мэри». Чтобы расслышать друг друга, приходилось чуть ли не кричать.
– Сообщение о смерти Уильяма подкосило меня. Я испытал потребность в страдании… физическом страдании. Вы меня понимаете?
– Да.
– Вот видите.
– Я знал одного японского сэнсэя, который регулярно уходил в горы и предавался там умерщвлению плоти. Это сближало его с силами природы и имело целью достичь просветления. Вы достигли сегодня вечером просветления?
– Напротив, у меня было чувство, будто я перестал существовать.
– Это одно и то же.
– Вы опять меня вернули на землю из этого жуткого страдания. Браво! Что вам, в сущности, нужно?
– Вы. Ваши самые точные воспоминания. Мне они очень нужны, так что уделите мне пять минут.
– Уильям мне ничего не говорил про вас.
– И мне про вас тоже.
– Наши отношения держались в тайне… Во всяком случае, до того дня, когда полиция провела облаву в Прайде. Да, с тех пор как появился СПИД, Кастро-стрит уже не та, что прежде. Уильям в тот вечер был там, и копы его зарегистрировали. Он боялся, что жена узнает.
– Она и знала. Это она сообщила мне вашу фамилию.
– Должно быть, поэтому Уильям стал появляться тут реже.
– Что вас привлекало в нем? Вы на двадцать лет моложе, и вообще он не Аполлон.
– Как вы о нем говорите!
– Я пытаюсь узнать, кто его убил.
– Его убили? Кто?
– Я же сказал вам: я пытаюсь это узнать.
– Вы коп?
– Нет.
– Ну, значит, вы не арестуете меня, если я приму колеса.
Лофорд заказал еще одну «кровавую Мэри» и совершенно спокойно выложил на стойку пригоршню таблеток экстази. Даже не верилось, что завтра он, солидный, в костюме с галстуком, будет продавать хирургическое оборудование какому-нибудь директору больницы. Он проглотил три таблетки, розовую, синюю и черную, и запил их водкой с томатным соком. Когда он ставил на стойку стакан, на лице его прорезалась кетчупная улыбка.
– Берите таблетки, если хотите.
– Нет, благодарю.
Лофорд закурил мятую сигарету из жеваной пачки, которую извлек из заднего кармана кожаных брюк.
– Флетчер был голова. Я трахал Нобелевскую премию, и это возбуждало. Вам не случалось трахать мозг?
– Нет.
– Значит, вы никогда не спали с гигантом мысли.
– Нет, почему же. С моей женой.
– Берегите ее как зеницу ока.
– Смерть отняла ее у меня.
– Сочувствую. Эта стерва столько пар на планете разбила.
– Это всегда надо иметь в виду.
– А мужчины вас не интересуют?
Гленн взял руку Натана и прижал ее к безволосой груди.
– Нет, – сказал Натан, не пытаясь отнять руку.
– И не пробовали?
– Пробовал…
Натан спал со многими женщинами и мужчинами и получал одинаковое удовольствие, во всяком случае до встречи с Мелани. Безграничная чувственность жены в соединении с любовью, которую они питали друг другу, сделала его верным мужем и отвратила от бисексуальности. Натан изменил Мелани всего один раз – с геем-танцовщиком, но это было необходимо для следствия, которое он проводил в специфической среде. Кроме Максвелла, никто не знал про этот случай, и у Натана не было желания увеличивать список осведомленных.
– …но я предпочитаю женщин. Или, вернее сказать, свою женщину.
– Чем вы профессионально занимаетесь?
– Боевыми искусствами.
– Это прибыльно?
– Нет.
– Тяжелый случай.
– В сущности, это не должно приносить прибыль. В этом весь фокус.
– Что, деньги грязная вещь?
Лофорд курил, заглатывал спиртное и экстази в стремительном темпе, словно пытался заполнить внутреннюю пустоту.
– То, что вы сделали с Лайлом, здорово впечатляет.
В этот момент Натан вдруг осознал, что с момента приземления в Сиэтле он действует, как Боуман. И хуже всего, что это произошло неосознанно, легко. Он посетил его жену, пользуется его паспортом и телефоном, занял его квартиру, курил его сигареты и пил его пиво. А дальше все покатилось естественным образом. Завтра у него встреча с человеком, принявшим его за Клайда; он взял под свое крыло детей, которых Боуман незаконно удерживал, пересказал им «Ночь охотника», пользовался в работе теми же методами, ввязывался в драку при первой же оказии. Так он ударил мальчишку аутиста и несчастного садиста, который ублажал своего приятеля мазохиста. Клайд Боуман всегда выбирал силовое воздействие, тогда как Натан использовал приемы боевых искусств только в качестве крайнего средства. В мозгу у него было запечатлено наставление Ризуке Отаке: «Если вступаешь в схватку, надо победить, но сама схватка не является целью. Воинское искусство – искусство мира, а искусство мира наитруднейшее: нужно победить, не вступая в схватку». Ему случалось игнорировать людей, становившихся у него на дороге. Избегая схватки, он ни разу не проиграл. В отличие от Клайда, который проиграл последнюю битву. Вот уже двадцать четыре часа, как Лав отошел от своего метода расследования, а все из-за того, что влез в шкуру своего друга.
– На меня произвело огромное впечатление, как вы метнули цепь, – сообщил Лофорд. – Вы этому у ковбоев научились?
– Нет, у ниндзя. Обычно на одном конце цепи находится свинцовый шар, чтобы раскроить череп или отбить почки, а на другом серп – отсечь голову. Это оружие называется кусаригама. Вашему другу повезло, что у меня его с собой не оказалось.
Произведя еще большее впечатление на собеседника, Натан продолжил расспрашивать его.
– Уильям был вашим близким другом. Наверное, он говорил вам о том, что ему угрожает?
– Еще бы! Он был чистой воды параноик. Ужасно боялся, что его жене станет известно о нашей связи, что у него отнимут Нобелевскую премию, что напарник предаст его, что шпионы доберутся до его исследований, что спонсоры бросят его и оставят без средств. Вы видели его лабораторию? Настоящий бункер.
– По сведениям ФБР, Уильяма убили по заказу одной японской секты, которая назначила награду за его голову.
– ФБР? Забавно, что вы это говорите.
– Почему?
– Потому что больше всего Уильям боялся ФБР. Последний раз, когда я говорил с ним по телефону, он находился в жуткой депрессии из-за какого-то федерального агента.
– Когда это было?
– На прошлой неделе. Не помню, в какой точно день.
– Чего от него хотели федералы?
– На него оказывали давление.
– Какого рода давление?
Гленн напевал «It's raining men», ремейк которого в громогласном исполнении Джерри Халлиуэл колотился о стены бара и цеплялся за стойку, как за спасательный круг.