– Хочу тебя сразу же остановить. У меня триппер. От тебя. Ты меня заразил на яхте. Я лечусь.
В свете фонарей она увидела, как русский побледнел. Очевидно, он сам не знал о своей болезни.
– Тебе бы тоже надо полечиться, Влад. А то станешь бесплодным.
– Прости, милая, я… я не знал…
– Надо разборчивее выбирать, с кем спишь. Я ведь от тебя и СПИД подхватить могла.
Владимир встал и закурил сигарету.
– Я на тебя не сержусь, Влад. В то время я отвергала твои ухаживания, так что у тебя не было никаких причин отказываться от других.
– Ты так артачилась, что это выводило меня из себя. Я ведь целый год тебя обхаживал! Мне казалось, что, переспав с другой женщиной, я мщу тебе за безразличие.
– Коли так, ты отомщен сполна.
– Я уж и не знаю, с какого боку к тебе подступиться. Чего ты на самом деле хочешь?
– Того же, чего и ты. Спокойной жизни.
Он нервно бросил сигарету в бассейн. Это был не тот ответ, на который он рассчитывал.
– Ты можешь дать мне покой, Владимир?
– Это не слова влюбленной женщины.
– Если бы я воспылала к тебе страстью, ты бы это заметил.
– Воспылала страстью? Да ты хоть знаешь, что это такое?
– Что-то животное и химическое. Это нельзя объяснить. Видишь человека, и вдруг тебя влечет к нему, он становится центром твоей вселенной. Он всего лишь посторонний, но ты чувствуешь, что без него тебе не жить. Его кожа, запах, дыхание становятся наркотиком. Потом это лихорадочное состояние может превратиться в любовь, и только тогда начинаешь понимать, почему ты на него запала.
– Похоже, ты говоришь об этом со знанием дела.
– Тот человек, что приходил сегодня. Вот к нему меня влечет.
– Так ты его любишь?
– У меня не было времени увидеть, как моя страсть превратится в любовь.
– Вот дерьмо! Какого же черта ты тут делаешь?
– Я же тебе сказала. Хочу покоя. Лав не может мне его дать. А ты будешь прекрасным спутником и хорошим отцом для Леа.
Владимир закурил другую сигарету и подошел к залитому светом бассейну, блики которого играли на пальмах-вашингтониях. Обернулся и угрожающе ткнул в нее пальцем.
– За кого ты меня принимаешь, мать твою?
– За человека, который ради того, чтобы я была рядом, готов исправиться и положить конец процветающей карьере. Не многие мужчины ставят женщину впереди денег, карьеры и положения.
– Хочешь выйти за меня, Карла?
– Мне холодно, я возвращаюсь в дом.
Она встала. Он схватил ее за руку.
– Хочешь выйти за меня?
– У тебя нет в запасе еще какой-нибудь хохмы?
– Хочешь выйти за меня? Да, мать твою, или?..
Была ли она слишком пьяна или же ей вконец надоела эта роль? Ответ в любом случае был плох:
– Нет, мать твою.
Владимир врезал ей прямым в подбородок, взвалил на плечо и отнес в сарай для инструментов, где бросил на пол, словно тюк. Пока он рылся в шкафу, она готовилась к контратаке, лежа среди мешков с компостом. Попыталась вспомнить, что Натан объяснял ей о способе контролировать страх и использовать его к собственной выгоде. Но захмелевшая голова работала плохо. Карла видела только одно: приоткрытую дверь сарая. Туда и бросилась. Коченок остановил ее пинком в живот. Она отлетела метра на два, ударившись о газонокосилку. Ухватившись за вихор сиреневых волос, он размахивал какой-то большой бутылкой без этикетки с бесцветной жидкостью внутри.
– Думаешь, раз ты красива, тебе все позволено? Что можешь приходить и уходить, когда вздумается, и посылать меня к такой-то матери?
– Это не имеет отношения к моей внешности.
– А вот мы сейчас проверим. Я-то тебя люблю ради тебя самой. И буду любить, даже если ты потеряешь свою красоту. Прямо сейчас и докажу. Знаешь, как действует кислота?
Он сунул ей бутылку под нос. Она отбивалась, он влепил ей два хука левой и связал руки за спиной железной проволокой. Доволок до верстака, запрокинул голову и крепко зажал виски в тисках. Она была выгнута назад под прямым углом, череп сдавлен железом, руки связаны, платье разорвано. Владимир провел рукой по ее оголившейся груди и коснулся шеи, напряженной, как лук.
– Я всегда буду любить тебя, Карла. И ты в конце концов тоже меня полюбишь.
Она увидела, как он отвинчивает пробку и медленно льет кислоту на ее лицо. Первые же капли вызвали сильнейший ожог. Она закричала, чувствуя, как потрескивает кожа, и почти тотчас же потеряла сознание.
Часть четвертая
Мертвые деревья в моде зимой
104
Открыв глаза, она увидела вокруг только темноту, из-за чего не сразу пришла в себя. Где она? Что с ней произошло? И что это за свист? Глаза щипало, лицо ужасно болело. Она лежала на голой земле. И только тут вспомнила об избиении, а главное – о кислоте, которой поливал ее Владимир. По мере возвращения сознания Карла почувствовала, как сначала ее бросило в жар, потом стала нарастать боль, потом ужас. На что она теперь похожа? Она подняла голову и ощупала щеки, кожа которых была натянута, как после неудачного лифтинга. Какая-то болезненная, вся в трещинах короста, рассыпающаяся от прикосновения пальцев. Она отдернула их, словно обжегшись, встала и наткнулась на препятствие. Попыталась ухватиться за что-нибудь, но опора выскользнула из рук и разбилась у ее ног, распространяя терпкий запах. Вино. Только теперь до нее дошло, что Владимир запер ее в подвале виллы. Итальянка на ощупь добралась до лестницы, вскарабкалась по ней вслепую и стала колотить в дверь, призывая на помощь. Никакого ответа, кроме все того же назойливого свиста. Она спустилась, решив определить источник этого странного звука. Оказалось, водопроводные трубы. Это открытие мало что ей давало. Она снова принялась кричать, потом, нащупав горлышки дорогих бутылок, стала бить их вдребезги о стены, одну за одной. Карле хотелось уничтожить все, касавшееся Коченка. Для битья уже почти ничего не оставалось, когда в трех метрах над ее головой открылась дверь и впустила в подвал луч света. Карла с болью прищурилась, но свет означал, что она не ослепла. Кто-то большой спустился по ступеням вместе с пятном света и чертыхнулся, ступив на толстый ковер из бутылочных осколков. Она узнала Ника, только когда тот оказался в метре от нее и поднял фонарь к своей квадратной челюсти. Шофер Владимира вылупил глаза, словно нос к носу столкнулся с оборотнем.
– Кто вы?..
– Карла! Я Карла!
– Что?!
Она воспользовалась эффектом неожиданности, чтобы броситься к лестнице. Осколки стекла впивались в ее босые ступни на каждом шагу. Мускулистая рука перехватила ее раньше, чем она достигла второй ступеньки. Она стала отбиваться, визжа, царапаясь и брыкаясь во все стороны. Не обращая внимания на пинки, Ник подхватил эти пятьдесят пять кило сплошных нервов и отнес на первый этаж. Но поставил на ноги не сразу, а лишь после того, как взял с пленницы обещание вести себя потише.
– Где Леа? – спросила она.
– Не знаю.
– А который час?
– Начало одиннадцатого. Что…
– Я всю ночь провела в подвале?
– Похоже на то. Что с вами случилось?..
– Увезите меня подальше отсюда.
– Скверная мысль.
– Почему?
– Хозяин дал приказ никого не выпускать. Я не знал, что это были…
– На что я похожа, Ник?
Тугодум подыскивал слова.
– Проклятье, Ник, не пытайтесь хитрить!
– Ну… на вид не больно-то приятно.
– Представляю себе.
Она стала искать зеркало. Пора было наконец определить масштаб катастрофы. Ник ее понял.
– Вам лучше пойти в ванную. Только хочу предупредить, я от вас ни на шаг. Не знаю, что вы делали в подвале, но подозреваю, что у хозяина были причины.
Она повернулась к нему и схватила за узел галстука.
– Черт, да вы только посмотрите, что он со мной сделал!
– Он и хуже делал.
– И это должно меня успокоить?
– Это должно навести вас на мысль, что рыпаться бесполезно.
– Верен хозяину, как пес?
– Не хочу, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое.
– «Что-нибудь плохое»?! А с какого уровня начинается ваше плохое?
Ник уклонился от ответа и проводил ее до ванной. Попавшаяся им по пути горничная отшатнулась от Карлы, как от прокаженной. В зеркале итальянку ожидало жуткое зрелище. Все ее лицо было в сгустках засохшей крови и лоскутах ороговевшей кожи. Кислота пощадила только большие карие глаза. Она больше не смогла вынести этот кошмар и уткнулась лицом в плечо Ника. Тот отпрянул: