Полуторка, звеня и подпрыгивая на неровностях пограничной дороги, везла Кузнецова на шестнадцатую заставу, которой временно командовал политрук Пшеничный. За это подразделение майор испытывал чувство тревоги, во-первых, потому, что в такую горячую пору оно осталось без командира, во-вторых, из-за неготовности оборонительных сооружений вокруг заставы - подпочвенные воды не позволяли возвести прочные укрепления.
Но Кузнецов был уверен в Пшеничном, надеялся на его организаторские способности и умение увлечь личный состав и даже подумал, что посоветуется со своим комиссаром и утвердит политрука в занимаемой сейчас должности.
За все эти последние дни, с полной очевидностью обнажившие угрозу близкой войны, Кузнецову ни разу не пришло в голову подумать о том, что его собственная семья подвергается такой же опасности, как и семьи командиров границы, что тот же Западный Буг отделяет советский Брест от захваченной фашистами территории Польши и те же фашистские войска, угрожающе близко нависшие над заставами, стоят рядом с Брестом по ту сторону неширокой реки в ожидании приказа на наступление.
Но вот сейчас, по правомерной ассоциации, вспомнив о Пшеничном, с которым оставалась жена Маша, отправившая сына погостить к своей матери, он подумал и о своих, подумал и впервые испугался за них.
Как никогда раньше Кузнецов с ужасающей ясностью представил себе и до дрожи в теле почувствовал, насколько беззащитны перед лицом надвигающейся опасности его собственная семья и семьи командиров границы, все эти Маши, Кати, Светланы и Дуси вместе с их Игорьками, Петьками, Мишками, а некоторые - с престарелыми родителями: ведь если промедлить, на них первых падут вражеские снаряды; он это очень отчетливо понимал и подумал, что, не глядя на субботний день, сегодня же, прямо с заставы позвонит начальнику пограничных войск округа генералу Богданову и попросит указаний, куда эвакуировать семьи.
Взволновавшись и уйдя в себя, не сразу увидел скачущего навстречу всадника. Конь шел наметом, и всадник, пригнувшись к передней луке, будто бы слился с ним в одно целое, устремленное вперед чудище, окутанное облаком пыли.
- Остановись! - приказал шоферу.
Спрыгнув на полевую дорогу, Кузнецов всматривался в скачущего кавалериста. Уже можно было различить в нем военного. Было слышно, как ёкает у коня селезенка, а еще через недолгие минуты запыленный до самых бровей старшина шестнадцатой Трофимов осадил перед майором загнанного коня.
- Что случилось, Трофимов? Куда скачете?
- К вам, товарищ майор. - Старшина был взволнован и бледен. Он с трудом перевел дыхание. - Приказано передать, чтобы вы немедленно возвращались в отряд.
- Кто приказал?
- Начальник штаба. Вас из округа вызывают к прямому проводу.
- Что на заставе? - спросил Кузнецов.
- Готовимся. - Старшина вытер мокрое от пота, запыленное лицо. - У саперов ничего не получается, товарищ майор, - плывет. Мешки с песком заготовили, где можно, траншеи в полный профиль... А так - порядок. Разрешите в подразделение?
- Из штабдива не приезжали? - Спросил, заранее зная, что ответит ему старшина. Но не спросить он не мог - душа изболелась: долго без поддержки не устоять.
- Никак нет, товарищ майор. Политрук Пшеничный звонили в штаб...
- Поезжай, старшина. Возвращайся, передай Пшеничному, что, как бы туго ни пришлось, надо стоять. Стоять, понимаешь?
- Так точно, товарищ майор. Мы понимаем.
- Ну, прощай, Трофимов. Скачи назад.
...Полуторка неслась к Бресту. Кузнецов старался не обращать внимания на вызывающую головную боль нестерпимую жару и толчки по ухабистой полевой дороге. Мысль сконцентрировалась на предстоящем разговоре с командованием округа. Да, да, он первым долгом непременно еще раз поднимет вопрос о немедленной эвакуации семей пограничников, лишь потом доложит о положении дел на границе. С этой мыслью, несколько успокоенный, въехал в город. Полуторка катила по нагретой за день брусчатке, слегка подрагивая и дребезжа незастегивающимися створками капота, из горловины радиатора вырывался пар, в кабине было нечем дышать, но Кузнецов мыслями был у себя в штабе, у прямого провода. Еще не все потеряно, еще есть время, успокаивал он себя, нетерпеливо поглядывая на стрелку спидометра - она чуть сдвинулась вправо, кверху. Скорость равнялась тридцати километрам.
Кузнецов старался не видеть синеватую стрелку - глядел на залитый июньским солнцем, утопающий в зелени город, с жадностью всматривался в лица прохожих - чем ближе к центру, тем многолюднее становилось, - искал следы озабоченности и вполне понятной, как сдавалось ему, - законной тревоги. Искал и не находил. Видно, свыклись жители пограничного города с присутствием немцев в такой близости от себя, не задумывались над тем, что их ожидает, медленно прогуливались под тенью деревьев, легко одетые, загоревшие или еще необожженные солнцем, но, по всему видать, пока не обуянные страхом.
"А ты случайно, не перехлестываешь?" - мысленно спросил он себя, поддаваясь общему настроению.
Глядя на беззаботных горожан, ему сейчас показалось, что слишком сгущает краски - не все так мрачно, как кажется, немцы и месяц, и два назад также нарушали границу и обстреливали наряды, немецкие самолеты, как сегодня, вторгались в воздушное пространство, и по ним запрещалось стрелять. Что изменилось в сравнении, допустим, с апрелем этого года или даже февралем?
Но минутная успокоенность длилась недолго, ровно до тех пор, покуда не показались зеленые ворота и часовой в зеленой фуражке под зеленым грибком. Они ему напомнили о том, что лишь сегодня в полдень он собственными глазами увидел со скрытого наблюдательного пункта заставы - орудия на позициях и ящики со снарядами, понтоны, готовые к наведению через реку, замаскированные танки, - все, все, что было нацелено на правый берег реки, на подчиненные ему, майору Кузнецову, подразделения.
Поднимаясь к себе в кабинет и подведя черту под всем, что передумал, наблюдал и пережил в течение дня, Кузнецов неожиданно вспомнил о Новикове, каким увидел его, шагающего через двор к траншее, отягощенного цинками патронов, спокойного и уверенного в себе.
"Не забыть бы распорядиться о написании приказа на Новикова", подумал, входя в примыкавшую к его кабинету дежурную комнату.
- Начальника штаба ко мне, - приказал, выслушав рапорт дежурного по отряду. - Передайте, чтобы взял с собой карту участка, - добавил, зная наверняка, что напоминать о карте начальнику штаба, человеку в высшей степени пунктуальному, совершенно излишне. - Свободны. - Он взялся за ручку двери своего кабинета.
- Есть, - ответил дежурный. И позволил себе напомнить: - Вас к аппарату, из округа.
- Хорошо. Знаю.
Он, прикрыв за собою дверь и повесив фуражку на колышек вешалки, сел к письменному столу, мысленно сводя воедино и оценивая разрозненные данные рапорта. Ничего нового. Ничего утешительного. Зловещее слово "война", которое он до времени, до сей поры и до сей минуты опасался произносить, заменяя его общепринятым "возможная провокация", возникло перед ним во всей устрашающей наготе.