Она стояла в стороне от других студентов, а карие глаза смотрели на оратора с насмешливым презрением. Оливковая кожа, зачесанные назад волнистые волосы и мягкие линии тела выдавали в ней ливанку.
Он вспомнил слова давно умершего друга:
— В одном теле сочетаются тайна востока, пышность и аромат юга, свежесть и сияние севера, дерзость запада. Готов поклясться, Хал, лучшее вино любви течет из ливанских чанов!
На слова Вильяма Шекспира обычно можно было положиться, но, насколько помнилось Халу, как раз в этот вечер у Вилли случился роман с одной девушкой из Алеппо.
Тем не менее Хал остановился рядом с темнокожей студенткой, делая вид, что слушает оратора, и обратился к ней:
— Что на этот раз?
— Опять плата за обучение, — ответила она. — Этот тип пытается организовать бойкот Университета.
— Как-то то же самое пробовал устроить один римский студент по имени Юниус, но по приказу Домициана Флавия его четвертовали на Форуме.
— Несмотря на искренний пыл, наш сегодняшний оратор мог с таким же успехом оказаться Юниусом. Порой мне хочется научить всех студентов основным принципам организации!
— В таком случае научи меня, а я угощу тебя кофе. Пойдем в кафе, я угощаю.
Она повернулась и внимательно посмотрела на него.
— Хочешь покорить меня широким жестом?
— Нет. Просто круто выиграл во вчерашнем пари, и теперь вот думаю, как избавиться от мелких денег.
— Обычно за частные уроки я беру не меньше тридцати центов, но по пятницам делаю скидку.
Поскольку было время занятий, в кафе самообслуживания почти не было посетителей, и девушка могла без спешки выбрать пирожные. Любуясь ее профилем, оливковой кожей и изящным семитским лицом, он пришел к выводу, что она прелестна. Ее сосредоточенный, придирчивый взгляд, когда она выбирала угощение, напоминал ожившую сценку восточного базара.
— Ты ливанка? — спросил Хал, когда они направлялись к столику.
— Нет, гречанка. Меня зовут Елена Патроклос.
Не так далеко на юг, как Алеппо, но и не так далеко на восток, как Багдад. Ровно столько, сколько нужно.
— А ты, судя по твоей расточительности, шотландец? — в свою очередь спросила она.
— Нет. Я иудей. Хал Дан.
— Дан? Ни вроде это не еврейское имя?
— Совсем недавно меня звали по-другому — Искариот.
— О, конечно! Иуда Искариот, — сказала она, усаживаясь. — И, конечно, ты опять ловишь меня на удочку.
— Никогда бы не позволил себе что-нибудь подобное!
— Чудик, это только так говорится!
— Однако точно и образно. Мне нравится ваш современный сленг.
— Современный? Это выражение — ровесник мамонтов!
— Знаю, — ответил он. — Впервые я услышал его от моей любимой, которая интересовалась подобными архаизмами.
— А где сейчас твоя любимая?
По голосу девушки можно было судить, что вопрос ей не безразличен. «Влюбилась», — решил Хал.
— Затерялась в дебрях времени, — успокоил он девушку, — где-то за Арктуром.
— Какой ты все-таки чудак! Ничего, если я буду макать пончик в кофе?
— Сколько угодно!
С начала Христианской Эры он впервые видел девушку, которая макала пончик в кофе, причем делала это премило.
— Вынужден признать, грация твоего жеста меня очаровывает.
Она вздернула брови и бросила на него взгляд поверх поднятой чашки.
— Ты на литературном?
— Нет, на машиностроительном.
— А я было решила, что ты поэт и историк в одном лице.
Что-то в тоне сегодняшнего разговора напомнило ему другой разговор, имевший место много раньше на том же самом месте и в то же самое время, когда он приехал сюда в первый раз, тогда он сильно недооценил силу женщин.
— К поэзии у меня отбил охоту этот неблагодарный Милтон, — ответил он, — который так превознес Сатану, что его вообще невозможно узнать. На самом деле Сатана слишком мудр, чтобы претендовать на титул Князя Тьмы. Из него получился бы заурядный тесть с несколько странным чувством юмора.
— Ты сумасшедший, но нравишься мне.
Он так и не смог понять, искренне она говорит или только шутит. Вероятно, это искусство должно навсегда остаться непостижимым для человека, которого однажды назвали немножко наивно честным.
— Что ты изучаешь? — спросил он.
— Социологию.
— Мне следовало догадаться. Наверное, бываешь на всех митингах?
— Ничего подобного, — ответила она. — Организацию не создашь телевизионным шоу, демонстрацией или бойкотом. Это не так просто. Надо с каждым поговорить лично и убеждать, убеждать…