— Ну, пошли! — вздохнула Жанна, выходя из комнаты.
В джинсах и майке она чувствовала себя куда свободнее, чем в платье. Между нами будто исчезла некая преграда. Держась за руки, как влюбленные подростки, мы спустились по подъездной лестнице, вышли на улицу под писк электронного замка.
Небо чуть-чуть разъяснилось. Может, завтра и солнце выглянет? Пора, а то весна нынче как-то не задалась.
— Слушай! — Жанна дернула меня за руку на углу дома. — Загадываю желание: если вдруг Костика не заберем — сходим ночью на плотину?
— Желание? — улыбнулся я.
— Ага. Я — Звездочка, я к тебе, вот, упала. Имею право загадать желание?
— Имеешь, конечно. — Я увлек ее за собой. — Только вот Костика лучше бы забрать. Я уже начинаю забывать, кто его настоящие родители.
— Да ладно тебе. Бабушки с дедушками всегда похищают детей и жестоко балуют. Пушкин, вон, вообще родителей не видел, и ничего, человеком вырос.
— Так с ним не бабушка сидела, а няня.
— Да какая разница? Старушка ведь. А старушкам по фигу, кого баловать, своих или чужих.
Мы шли по дороге, ведущей к школе — кратчайший путь — как вдруг я споткнулся. Навстречу шла и не собиралась сворачивать знакомая фигурка. Какого дьявола она идет из школы в половине пятого вечера? Ах, да, репетиции Последнего звонка. Как будто ей до них дело есть.
— Давай зайдем в магазин. — Я подтолкнул Жанну в сторону.
— Зачем? — уперлась она.
— Ну, тортик, что ли, возьмем.
— Мы просто идем забрать сына.
— Так можно ведь не с пустыми руками зайти. Родителям приятно будет.
Я сам зашел в магазин и затащил Жанну. Юля была еще далеко, и, наверное, мой маневр не походил на бегство. Только я-то все равно знал, что это — бегство. Знала и Жанна. Под равнодушными взглядами трех пенсионерок в очереди на кассу, она поняла, что в очередной раз проиграла.
— Может, вообще меня в кладовке держать будешь? — Жанна отошла к дальней витрине, прежде чем я успел возразить.
Там она стояла, пока я покупал этот чертов тортик. И только когда повернулся к выходу, нехотя приблизилась. За руки мы больше не держались, но к дверям подошли вместе. А на пороге одновременно застыли.
— Здравствуйте, Дмитрий Владимирович. — Юля глядела на меня неповторимым холодно-насмешливым взглядом. — Здравствуйте, жена Дмитрия Владимировича.
— Здравствуй, — хрипло ответил я. — А ты тут…
— Я с репетиции. Хлеба хочу купить. Можно?
Я шагнул в сторону, потянул за собой Жанну. Хлеба купить… Конечно, именно здесь. Не в соседнем с ней доме, где такой же магазин, а здесь. Сейчас. Тут ведь самый лучший хлеб во всем поселке, а к половине пятого вечера он как раз остывает до идеальной температуры.
— Спасибо. — Юля кивнула, но вложила в движение столько подобострастия, что казалось, будто кланяется.
Скрылась за дверью магазина, а мы, наконец, вышли.
Жанна молчала. Ненавижу это ее молчание. Завидую мужу Элеоноры: уж он-то с такой бедой явно не сталкивается. Если Элю что-то не устраивает, об этом знают все в радиусе километра. Впрочем… Оказавшись на месте Жанны хотя бы раз, Эля бы сразу помахала мне ручкой на прощание.
Мне бы что-нибудь сказать, извиниться за дурацкое поведение, но что тут скажешь? Что я чувствую себя виноватым перед дочерью Брика и не хочу гордо выставлять перед ней напоказ свою полноценную и счастливую семью? Ложь, которую я себе повторяю постоянно, в которую не верю сам, и уж подавно не поверит Жанна.
Возле подъездной двери мы остановились, не решаясь войти, занести внутрь то, что тяготило обоих.
— Я бы еще поняла, если бы ты с ней спал.
У меня перехватило дыхание. За все годы, что мы вместе, в разговоре впервые всплыла она.
— Хочешь сказать, было бы лучше, если бы я тебе изменял?
— Я не сказала «лучше»! — Жанна повысила голос, но все еще избегала на меня смотреть. Глаза ее изучали серую, с пятнами ржавчины дверь. — Просто это я бы поняла. А того, что сейчас, не понимаю.
Это «не понимаю» прозвучало как у ребенка — с обидой, с отчаянием. Мне захотелось ее обнять и утешить, но момент неподходящий.
— Такое чувство, как будто бы она тебя погулять отпустила, а ты теперь дрожишь от страха: вдруг домой позовет.
Прежде чем разум успел вмешаться, сработал древнейший инстинкт: «нападают — защищайся»:
— А с кем ты сегодня переписывалась?
Я прикусил язык. Поздно. Жанна вздрогнула.
— Ни с к… — оборвала себя на полуслове. Лихорадочный румянец сменился бледностью. Но все-таки Жанна подняла на меня взгляд: — С Петей. Антоновым. Помнишь такого?