— Что ж такого? — Я протянул Жанне бутылку пива. — Горький, небось, тоже не знал, что мы с тобой на улице его имени жить будем.
— Этого, не поверишь, даже я не знала до прошлого года. — Жанна повертела в руке бутылку. — Откуда?
— Папа позаботился, видимо. Не все же маме суетиться.
Дорожку уже не было видно, но ни я, ни Жанна и не подумали включить фонарик. Тут не заблудиться, если ты в этом поселке родился. И мы безошибочно определили место, где с дорожки нужно сойти на утоптанную тропу, которая ведет к бетонной лесенке. Спустились к оживленной автомагистрали, по которой раз в пять минут проползает автомобиль, а то и два. Пошли вдоль дороги по аллее, наслаждаясь уединением и тишиной.
Жанна подняла голову, и я проследил за ее взглядом. Небо усыпано звездами. Тучи, наконец, разошлись. Дул теплый ветерок. Похоже, завтра, наконец, будет хорошая погода. Но эта мысль мелькнула на заднем плане и погасла. Глядя на звезды, я прижал к себе Жанну. Она посмотрела на меня с недоумением, потом улыбнулась:
— Что, боишься — исчезну?
— Только попробуй!
Засмеялась так беззаботно, будто мы только сейчас появились в мире, чтобы прогуляться по этой аллее, ведущей к плотине. Жаль, я так не могу.
— Насчет Юли…
— Перестань, — закатила глаза Жанна. — Да, я понимаю, что она считает тебя отцом. Что весь поселок так думает. И что она вот-вот доучится и усвистит отсюда в прекрасное далёко. Всё, я готова ждать и надеяться, но, Дима… Давай хотя бы этот вечер она нам не испортит, а?
— Я просто хотел извиниться. Прости, что вел себя глупо.
Жанна вздохнула и отвернулась, но я успел заметить улыбку.
— Ну… я знала, на что иду. Или, вернее, «за кого».
Уже слышался шум падающей воды. Впереди громоздилась над мостом через реку металлическая конструкция из стальных балок. Такая удача — никого на мосту. Он прекрасно освещен, и ни одной подозрительной тени. Меньше всего на свете сейчас хотелось бы встретить еще одну романтическую пару или словоохотливого пьянчугу.
Не сговариваясь, мы перешли дорогу — там гораздо интереснее, оттуда видно саму плотину. На середине моста, мы остановились и посмотрели вниз, опершись на перила. Бесконечным потоком вода обрушивалась с плотины, поднимала буруны, шипела и грохотала, бликуя в свете фонарей.
— Ты в детстве бросал туда снег? — Жанне приходилось говорить громко, и ее голос приятным звоном вплетался в шум.
Я кивнул, вспомнив это увлекательнейшее занятие: находить большие куски слежавшегося снега и швырять вниз, смотреть, как они бьются о плотину и, сносимые струями воды, исчезают под мостом. Если быстро-быстро перебежать на противоположную сторону, можно увидеть, как снег выскакивает на поверхность и продолжает плыть дальше, по успокаивающемуся течению.
— Всегда было интересно, как далеко он уплывет, — сказал я. — До моря? До Северного Ледовитого океана? Когда растает?
Мне хотелось, чтобы снег продержался подольше, не спешил растворяться в воде. И я верил, что он уплывает далеко-далеко, в дальние страны, в холодные моря, где вовсе никогда не надо будет таять…
Мы допили пиво. В голове немного шумело, как и в реальности. Жанна, поставив на землю бутылку, прыжком взлетела на перила, уселась спиной к воде.
— Сдурела? — Я обхватил ее за талию.
— Хотела, чтобы ты, для разнообразия, спас меня, — засмеялась Жанна. — Да ладно, не бойся, я не собираюсь падать!
— А я не собираюсь отпускать!
По тому, как хитро поблескивали глаза, я понял, что она это прекрасно знает. Ее руки опустились мне на плечи, голова наклонилась.
… — А все-таки, почему ты ей не скажешь?
Обратно мы брели, будто тяжелораненые, поддерживая друг друга, еле перебирая ногами. Шум таял позади, впереди — тишина и темнота. И долгая ночь, только вдвоем. Но мы разучились долго быть вдвоем, и на этот раз Жанна призвала третьего:
— Она на тебя с такой ненавистью смотрит, что я боюсь, ты однажды сгоришь от ее взгляда.
Сколько раз я задавал себе этот вопрос, который Жанна не стала произносить… Достаточно, чтобы разобраться с ответом.
— А что я ей скажу? Что ее отец — внеземная сущность, затащившая ее мать в постель из научно-исследовательского интереса? Юля не дура, чтобы в такое поверить. Или дать более реальную версию, сказать, что ее отец — не я, а сумасшедший, убийца, сидящий на препаратах? Тогда она будет ненавидеть себя. А на что способна неуравновешенная девочка-подросток, если возненавидит себя?
— То есть, пусть она лучше ненавидит тебя, да? — Жанна вздохнула. — Когда-нибудь утром проснешься и увидишь на руках стигматы.