— В Красноярск? — Жанна села напротив, растерянно глядя вокруг.
— Не знаю насчет в Красноярск. Просто куда-нибудь. Ну, ездят же люди во всякие там экзотические страны. Набираются впечатлений, перезагружают мозги, делают дурацкие фотки.
Жанна хмурилась.
— Хочешь использовать «проклятые деньги»?
— А почему нет? — Я пожал плечами. — Опыт говорит, что то, что легко приходит, легко и уходит. А если не можешь победить — возглавь. Так что скажешь?
Жанна думала куда дольше, чем я мог предположить. Она будто бы взвешивала кучу нюансов, которые мне и в голову не приходили. Наконец, серьезно сказала:
— Хорошо. Но с условием.
Я кивнул.
— Только мы.
— В смысле, без Костика?
— В смысле, без Брика, без Юли, без Маши. Их ты с собой не берешь.
Мне потребовалось время, чтобы понять ее. А когда понял — улыбнулся:
— Я буду счастлив, наконец, предоставить их самих себе.
Но Жанна не ответила на улыбку.
— Ты-то, может, и будешь. А они? Сможешь отвернуться?
С минуту я обдумывал вопрос.
— Да. Смогу.
Наконец-то я заслужил нерешительную улыбку:
— Ну, тогда я согласна.
Глава 13
Войдя в школу, я первым делом поднялся в учительскую. Софья Николаевна сидела там в одиночестве, у раскрытого настежь окна. Сидела на стуле, так, чтобы снаружи ее видно не было. Увидев меня, улыбнулась и кивнула.
— Валерьевна звонила? — спросил я.
Улыбка сползла с ее лица, почти не изменившегося с тех пор, как я был ее учеником.
— Вам, я так понимаю, тоже.
Я уселся напротив, поерзал на скрипучем стуле, убеждаясь, что он подо мною не развалится, и достал сигареты. Софья Николаевна тут же протянула руку.
— Однажды вы купите пачку, и кошмар станет реальностью, — в который уже раз пошутил я, чиркая зажигалкой.
— Никогда, — ответила Софья Николаевна, затягиваясь. Мечтательно посмотрела в потолок.
— Я подам заявление, как только Валерьевна оправится. Возвращаюсь в Красноярск.
Софья Николаевна перевела взгляд на меня:
— Это вот так вы говорите несчастной одинокой женщине, что ей придется бросать курить?
Придя работать в школу, я безотчетно потянулся к Софье Николаевне, с которой мы прежде легко находили общий язык. Так получилось и в этот раз. Внешне она все та же одухотворенная мечтательница, которая проводила заседания литературного клуба и старалась не показать расстройства по поводу того, что приходят на них три человека. Но то ли за минувшие годы в ней что-то новое сформировалось, то ли я тогда, будучи эгоцентричным подростком, не замечал… Сегодняшняя Софья Николаевна, оставшись позже всех в учительской, брала у меня сигарету и молча курила, глядя в окно или в потолок с видом: «И катись оно все в ад, а я посмотрю».
— Значит, в будущем году мне тут одной расплевываться, — вздохнула она, мрачнея на глазах. — Что, неужели так все плохо?
— И да, и нет, — поморщился я. — Наверное, у меня просто неподходящий менталитет для маленького городка. Как и у Жанны.
Софья Николаевна тихонько засмеялась:
— Надо же. Впервые такое слышу. Увольняются обычно ради большей зарплаты, карьерного роста — по каким-то таким причинам. Но вот чтобы из-за неподходящего менталитета…
— Осуждаете? — Я посмотрел ей в лицо, но она глядела в окно, в прозрачно-голубое небо, к которому устремлялся легкий сигаретный дымок.
— Восхищаюсь. Дмитрий Владимирович, вам моего одобрения хочется? Одобряю. Если решились что-то менять — меняйте. Назад скатиться никогда не поздно, а впереди, может, лучше будет. Юля-то тоже в Красноярск поступать поедет?
Я любил Софью Николаевну в том числе и за то, что она ни разу не заговорила со мной о Юле, если только того не требовали обстоятельства. Но вот сейчас волшебство рассеялось.
— Она не моя дочь. — Фраза прозвучала сухо и даже злобно, однако выскочила легко. Стоит раз отречься, и потом само собой получается.
— Я этого не говорила! — Меланхоличное безразличие как ветром сдуло. Софья Николаевна смотрела на меня и часто-часто моргала, будто собираясь заплакать. — Дим… Дмитрий, то есть, Владимирович, вы простите, что я так…
— Ничего, — постарался смягчиться я. — Вы лучше скажите, когда это у вас появился страх публичных выступлений?
Она моргнула еще несколько раз, теперь — недоуменно. Потом, сообразив, усмехнулась:
— А… Валерьевна какая-то странная. Будто пьяная, честное слово. Я, в общем, напугалась и сказала, что больше чем перед классом выступить боюсь. А она вам позвонила, да?