Я схватил Брика за плечи, рывком поставил на ноги. Он бесстрастно посмотрел мне в глаза.
— Ты сейчас серьезно? — Я не знал, чего во мне больше, страха или злости. — Ты все это всерьез, да?
— Давай мы после об этом поговорим.
Я толкнул его в грудь, и Брик покорно отшатнулся. Будто ребенку позволил немного пошалить.
— «Поговорим»?! Ты угрожаешь убить Бориса, и при этом на полном серьезе считаешь, будто я приведу тебя к Юле?
— Дима, пожалуйста, успокойся. Все, что я говорю и делаю, направлено только на то, чтобы убедить этого человека…
— То есть, ты блефуешь?
Он молча смотрел мне в глаза, о чем-то думая. Вряд ли размышлял над вопросом, скорее выстраивал стратегию.
— Нет.
Я обогнул его, двинулся к двери. Брик повернулся следом:
— Дима, постой. Что такого нового ты сейчас узнал? Да, я могу уничтожить Бориса, я могу много чего плохого сделать ради достижения цели, которая оправдывает все эти средства в долгосрочной перспективе. Но это не значит, что я хочу этого. Задумайся ты хоть на миг: ты ведь и сам можешь убить сейчас этого врача, медсестру, которая подслушивает под дверью, почесывая левую ногу — да-да, это я о вас, Наталья Петровна, идите и занимайтесь своими делами! — и даже сжечь все здание. Разве ты не пошел бы на это, если бы где-нибудь в плену удерживали Жанну, и это могло бы ее спасти? Пошел бы, не ври себе. Разница между нами лишь в том, что я не буду испытывать угрызений совести.
За дверью зашелестели удаляющиеся шаги. Я отпустил ручку — все равно дверь заперта. Повернулся к Брику. Он стоял, сложив руки на груди, спокойный, рассудительный. Тихонов за его спиной встал, начал отряхиваться.
— Юля до шестнадцати лет дожила, одна сражаясь со всем миром, — заговорил я. — Она не видела помощи ни от кого, даже от матери, и единственный раз, когда я заметил в ней какие-то способности, — сегодня. Пусть она не самый счастливый в мире подросток, но я на сто процентов уверен, что без тебя она выживет. Как и Борис. Ты никому здесь не нужен, Принц. Я думал, что ты изменился с тех пор, но ты все та же мразь, готовая на любые жертвы.
Лицо Брика исказила страдальческая гримаса. Он наклонил голову, потер лоб рукой:
— Дима…
— Замолчи. Хватит. — Я говорил, не обращая внимания на яростную пантомиму Тихонова, который пытался меня убедить не спорить с этим существом. — Я знаю, что ты действуешь из лучших побуждений, вернее, думаешь так. Но я весь этот год действовал из тех же побуждений. Я старался хоть как-то повлиять на судьбы людей, которые поломались из-за меня. Но сегодня понял, что это — бессмысленно. Поэтому я уйду. Чего и тебе желаю, Принц. Смирись и уйди, не делай хуже, потому что лучше ты не сделаешь. Заработай хоть все деньги мира и вывали их на Машу с Юлей, на Катю, ты сделаешь им только хуже. Люди сами создают свои судьбы, они живут этими судьбами. А ты — играешь. Так нельзя.
— Дима…
— Знаю, да, моя помощь тебе не нужна. Ты прибегаешь к ней только для того, чтобы создать у меня иллюзию контроля, отдать долг таким образом. Ты сам без проблем отыщешь Юлю. Но отсюда я уеду один. Я приду к ней первым, расскажу всё, скину ей на телефон этот гребаный роман, и плевать, что она после всего будет обо мне думать. К моменту встречи с тобой она уже выслушает альтернативное мнение. Мне этого хватит, чтобы спокойно умыть руки и свалить. И будь что будет. А теперь открой дверь.
Замок за спиной щелкнул в тот же миг. Я повернулся, взялся за ручку двери.
— Дима. — Говорил Брик все тем же спокойным тоном, разве только чуть более грустным. — Расскажи, пожалуйста, прежде чем выйдешь из моей жизни навсегда, как Юля в одиночку окажет сопротивление всем вместе взятым силам Разрушения?