Никто, однако, на шоколадного великана не покусился, и заяц достался Владимиру Николаевичу, чтобы сегодня же быть съеденным почти одной сластеной Татьянкой целиком: от длинных ушей до коричневого шарика-хвоста.
Довольный удачной покупкой, Ермолин покинул гастроном и зашагал вниз по Кузнецкому мосту. Он вошел в зоомагазин, свернул налево и в отделе кормов купил пятьдесят граммов трубочника для своих гуппи. Татьянка называла трубочник «солярисом» — его шевелящаяся масса действительно поразительно походила на кадр из нашумевшего в свое время фильма. После зоомагазина Ермолин уже никуда больше не заходил. Главный подарок для дочери — часы в модном массивном корпусе с двойным календарем на металлическом браслете (убить такими запросто можно, что в них, этих будильниках, нынешние девчонки находят только?) — был куплен заранее. Владимир Николаевич просто шагал по Кузнецкому к улице Горького, где ему предстояло сесть на двадцатый троллейбус, радовался хорошей погоде, шоколадному зайцу и «солярису», который в магазине бывал далеко не каждый день.
Впрочем, очень скоро — примерно возле Выставочного зала — мысли Ермолина снова обратились к служебным делам. Точнее к делу. Утром пришло письмо. Оно было адресовано компетентным органам СССР. Не советским, а как-то подчеркнуто официально: СССР.
Письмо, написанное по-английски, могло иметь непосредственное отношение к делу Котельниковой — Ларионовой, а могло и не иметь никакого. Оно вызвало у Ермолина противоречивые чувства.
«Уважаемые господа!
Я хотел бы сообщить вам нижеследующее. Резидент координационного центра научно-технической разведки, действующей против СССР и других социалистических стран с территории... встретился с советской гражданкой Баронессой, настоящее имя которой мне неизвестно. Баронесса предложила резиденту Лоренцу первую часть технической документации, касающейся производства нового сплава. Остальные документы она передаст в распоряжение названного резидента в Советском Союзе, когда будут выполнены поставленные ею условия. С согласия своего шефа Лоренц дал Баронессе необходимые гарантии. В свою очередь он предложил ей передавать его людям, посещающим по различным каналам вашу страну, другие научные и технические секреты. Баронессе даны пароль и условия контактов с людьми Лоренца.
Ниже следовала приписка:
«Лоренц действовал как представитель крупного европейского концерна. В организации контакта с Баронессой ему помогала его агент Полли».
...Нет, все же пешие прогулки после работы полезны не только для утоления гиподинамического голода, порождения эпохи и последствия долгого пребывания на ответственных должностях. Ермолин ценил эти, увы, не слишком долгие минуты пешего хождения и за то, что как-то особенно ясно и отчетливо проигрывались при ходьбе в сознании уже пережитые ситуации, осуществленные поступки и принятые решения. У него было даже придумано название для такого занятия — «крутить кино».
Именно поздним вечером, гуляя перед сном в компании бессловесного пуделя Ромы, Владимир Николаевич давал оценку уже проделанной работе, вносил коррективы в намеченные на завтра планы, порой весьма существенные. Ермолин всерьез считал, что привычная обстановка служебного кабинета определяет и привычные, стереотипные формы мышления. А это для чекиста всегда плохо, а иногда и опасно. Владимир Николаевич был убежден, что большинство своих самых ценных и неожиданных идей, успешно впоследствии осуществленных, пришло ему в голову в обстановке неслужебной. Хотя и вовсе необязательно, чтобы именно в компании с Ромой, кофейного цвета карликовым пуделем.
Сейчас, по пути к троллейбусной остановке, Ермолин снова «крутил кино» минувшего дня.
...Письмо Доброжелателя было запечатано в обыкновенный советский конверт с четырехкопеечной маркой и, судя по лиловому штемпелю, опущено в один из почтовых ящиков в московском международном аэропорту Шереметьево.
Судя по почерку, письмо было написано американцем, а не англичанином. Видимо, его автор вчера улетел из Москвы. Прилетевший в советскую столицу в девяносто девяти случаях из ста опустил бы письмо в городе, а не на аэродроме. Но кто улетел? Куда? Какими мотивами руководствовался Доброжелатель?
Несколько сотрудников в спешном порядке уже изучили списки пассажиров всех самолетов советской и иностранных компаний, вылетевших вчера с Шереметьевского аэродрома.
Письмо Доброжелателя подтвердило то, о чем Ермолин уже почти знал: бог весть какой важности информация ушла — это раз.