Светлана была предупреждена отцом, что к нему придет инженер Кочергин. Специалистов отец принимал у себя дома не так уж часто. Случаев таких она, во всяком случае, не помнила, а потому, открыв дверь, взглянула на Кочергина с известным интересом, правда, настолько хорошо скрытым, что гость ничего не заметил.
Перед ней стоял худощавый парень несколько выше среднего роста, как ей показалось, лет двадцати пяти, одетый в недорогой пиджак и темную водолазку. Глаза у пришедшего были серые, а волосы пепельные. На левой скуле синел рубчиком небольшой шрам — его оставила хоккейная шайба в бытность Кочергина защитником заводской команды. На лацкане поблескивал институтский ромбик.
Завидев Светлану, гость смущенно улыбнулся и — забыл сказать, кто ему нужен, вернее, от некоторой растерянности не успел. Светлане это показалось забавным. В прихожей, при свете, она разглядела, что Кочергину не двадцать пять, а все тридцать, и тут же рассердилась на себя за то, что слишком уж много вынимания уделяет этому ничем не примечательному инженеру, потому и пригласила его зайти с излишней сухостью.
Разговор с ученым был продолжительным и для Кочергина нелегким. Сергей Аркадьевич, как понял Анатолий, устроил ему сущую проверку.
— Когда вы закончили институт? — спросил он в конце беседы.
— Шесть лет назад.
— Что ж, перезабыли вы, к счастью, не все. — Осокин вдруг улыбнулся, и Кочергин облегченно вздохнул. — Здесь оттиски моих последних статей, — Осокин протянул молодому человеку папку с бумагами. — Они еще не опубликованы. Вам нужно ознакомиться с ними. Для успеха вашей миссии.
Больше между ними не было сказано о подлинной задаче Анатолия ничего, и чекист был безмерно рад, что маститый ученый столь тактично и умно ввел его в курс дел и проблем института. Такт, видимо, был семейной чертой в характере Осокиных. За три часа Кочергин ни разу не ощутил ни проявления жизнеактивности внука (о его существовании он был предупрежден), ни женской любознательности дочери. Светлана Сергеевна появилась в кабинете лишь один раз — принесла чай с ватрушками и проследила, чтобы отец принял какое-то лекарство.
Домой Анатолий вернулся чрезвычайно довольным. Тут же позвонил Турищеву и доложил о встрече с Осокиным. Григорий Павлович подтвердил капитану, что тот ближайшие дни может работать по намеченному графику с литературой. Ранее они условились, в какие часы ежедневно Анатолий будет находиться у себя на квартире, чтобы с ним, в случае чего, можно было связаться.
Остаток дня Кочергин занимался давно назревшей уборкой комнаты и чтением полученных оттисков. Только ложась спать, он вдруг догадался, что в не меньшей степени, чем проблемы металлургии, его волнует вопрос, отчего так сурово взирают на мир глаза Светланы Осокиной.
Глава 15
Письмо Доброжелателя все больше занимало мыс-ли Ермолина. Безусловно, оно не было провокацией. Сведения, в нем содержащиеся, как он убедился после признания Корицкого, были достоверными и подтверждались проводимой проверкой по делу Корицкого.
Утром сотрудник, занимавшийся Доброжелателем, доложил Ермолину и Турищеву первые соображения по поводу возможного автора письма. В тот день, который был помечен на штемпеле, из Шереметьева улетел один самолет компании «Пан-Америкен», на его борту находилось 62 гражданина США. На самолетах других компаний Москву покинуло еще 27 американцев. Кроме того, требовалось принять во внимание еще 7 человек, улетевших накануне вечерним, парижским рейсом после последней выемки корреспонденции из ящиков. Итого — 96 кандидатов на одну вакансию. Лиц мужского пола среди 96 оказалось 53. Их них сразу исключили пятерых детей и одного чикагского бизнесмена, прилетавшего консультироваться к знаменитому хирургу в институт имени Гельмгольца, — слепой... Затем отпали известный пианист из Сан-Франциско, вице-президент ассоциации любительского бокса, художник с Аляски, гостивший в Москве по приглашению Союза советских обществ дружбы, и крупный банкир из Нью-Йорка более чем преклонных лет. Все эти люди просто не могли иметь никакого отношения к вражеской разведке. По причине прямо противоположной отпал один видный журналист — давний и убежденный противник нашей страны, фактически высылаемый за клевету. Осталось 42!
Деловые люди, специалисты, туристы. Кто из них? Условно чекисты выделили семнадцать человек как лиц «зрелого возраста», то есть старше тридцати лет. Тоже достаточно. Кроме того, не исключалось, что автор письма вообще в тот день, или накануне, на аэродроме не появлялся. Письмо мог по его просьбе бросить в почтовый ящик кто угодно, кроме разве журналиста-антисоветчика и слепого чикагца.