В начале девяностого года Зинаида Тарасовна вышла на пенсию, и Ваня расправил плечи, предчувствуя перемены в судьбе. Перемены и в самом деле грянули, но не те, которых он ждал, и смели с лица земли не только его удельное княжество, но и всю империю в целом.
Стацюра не стал ходить на демонстрации под красным флагом, как его мама, пенсионерка Зинаида Тарасовна. Он просто исчез. Исчез из города. Неудивительно, некоторые обкомовцы и горкомовцы исчезли из страны — подались на Запад, в стан, так сказать, бывшего идейного противника. Ваня же всегда слыл патриотом и появился вновь к началу приватизации — в качестве главы инвестиционного фонда «Святая Русь». Тут ему опять пригодился артистический дар — он не сходил с экрана местного телевидения, призывая граждан покупать акции только его инвестиционного фонда.
Стацюра наконец прекратил свои космические упражнения в кресле и, подняв голову на уровень плеч, спросил:
— Миша, с какой стати ты оказался в этом лагере?
— У меня там старый приятель работает массовиком-затейником, вот я и надумал погостить у него, отдохнуть на выходные.
— А дома как? — Иван пронзил его остановившимся на миг взглядом. Миша махнул рукой. — Что случилось?
— Какой-то мужик позвонил моей теще и позвал меня к телефону. Меня дома не было, но теща так скоро не отстанет: «А кто его спрашивает?» А мужик ей: «Муж его любовницы спрашивает!» Теща чуть не повесилась на телефонном проводе, а мне пришлось драпать, как шведам под Полтавой, от когтей моей благоверной супруги.
Стацюра захихикал.
— Это что, анекдот?
— Если бы! Вон вся шея исцарапана! — Он повернулся и отогнул ворот рубашки.
Стацюра совсем развеселился.
— Какая ж ты все-таки проститутка, товарищ Блюм! А мужику-то потом позвонил?
— Какому?
— Какому-какому! Мужу твоей любовницы?
— Если бы знать, какой именно?! У них у всех — мужья!
Минут пять Миша не видел собеседника — Стацюра смеялся где-то под столом. Но по истечении пяти минут снова настроился на серьезный лад — вот что значит комсомольская закалка!
— Как, объясни мне, ты связываешь оба похищения? Почему вы со Ждановым думаете, что это одни и те же люди?
— Пока имеется только одна зацепка — черный джип. — Миша перевел дыхание, не отошел еще от смеха. — Дачник видел с крыши своего дома отъезжающий от лагеря джип примерно в то время, когда исчезла Ксюша. А сегодня ребята Жданова вновь опросили торговок и киоскеров на Академической, и одна киоскерша вспомнила, что в день похищения Лизы перед ее киоском долго стоял джип черного цвета.
— Она видела девочку?
— Нет, девочки она не видела, но видела одного из пассажиров — он купил у нее лезвия для бритвы. Молодой человек со шрамом на щеке.
— Это уже кое-что! Хотя мало ли в городе джипов? И почти все черного цвета! Этот на Академической мог быть совершенно случайно!
— Не исключено, но мы знаем наверняка, что джип, отъезжавший от лагеря, был там не случайно.
— Но меня, Миша, мало заботит та, другая. Я плачу тебе деньги за Лизу. А между ними может не быть связи. — И, вновь приняв позу зародыша, буркнул куда-то под стол: — Смотри, тебе виднее…
— Пока непонятно самое главное, Ваня, — цель этих похищений. Если это не вымогательство — тогда что? Маньяк? Должны быть трупы. Трупов пока нет. Слава Богу! Если маньяк — то будут еще похищения и обязательно будут следы. А будут следы — отыщется связь. Надо проверять все. Зациклившись на Лизе, мы далеко не уедем.
— Хорошо, Миша, действуй. — Стацюра опять закрутился на своем кресле. — И привет супруге!
«Разве мог я спросить его, где он был в пятницу вечером? — задал сам себе вопрос Миша, выходя из кабинета председателя инвестиционного фонда «Святая Русь». — Он ведь не дурак. Сразу поймет, что я проверяю его алиби. Стацюра — маньяк! Какая чушь! Юрка совсем засрал мне мозги!»
— Иван Сергеевич освободился? — обратилась к нему секретарша.
Миша кивнул, и она впорхнула в кабинет.
В секретарской не было посетителей. Он бросил взгляд на стол секретарши — там лежал раскрытый ежедневник. Миша перелистал две страницы, нашел пятницу, когда пропала Ксюша. На этом листочке красовалась единственная запись: «10.00. Звонил А. А., перезвонит в 12 часов». «А ну-ка теперь — другая пятница!» — приказал он себе и перевернул еще несколько страниц. «10.00. Звонил А. А. насчет акций, перезвонит в 12 часов». «Что за чертовщина?» Блюм выскочил на лестницу и вслух пропел заставку известной телепередачи: «Программа А».