Елена, стоявшая позади компьютера, внимательно слушала. Но я же не выдавал никаких секретов.
— Кстати, — спросил я, — как дела с «Суперсоника-ми»? После смерти Бернарделли их отдадут покупателям?
— Да, — понуро сказал Беннет, — скорей всего их теперь не станут задерживать в Штатах.
— Значит, те, кого ты называешь стервятниками, своего добились.
— Вит, — сказал Беннет, — ведь так в старое время действовала мафия: убивала конкурентов, сыщиков, судей. Расчищала себе дорогу.
— Чему ты удивляешься? Хоть в смертном обществе, хоть в бессмертном, убийство — самый надежный способ достижения цели. А побеждает тот, кто наловчился убивать безнаказанно.
Беннет пригорюнился:
— Ты хоть понимаешь, как они это проделывают? Елена, не отрываясь, с насмешливым любопытством смотрела на меня из-за компьютера.
— Догадываюсь, — сказал я. — И ты догадываешься. Беннет недоверчиво взглянул на меня:
— Скажи честно, Вит, ты действительно считаешь, что эта шайка умнее всех?
— В безумном мире человек умен только в одиночку. Организация умных людей невозможна по определению.
Беннет вздохнул:
— Иногда мне трудно тебя понять.
Он хотел сказать еще что-то. Потом безнадежно махнул рукой и отключился.
Елена кошачьими шажками двинулась ко мне:
— Мало того, что ты столько о нас узнал, ты еще посмел назвать нас безумцами! За такое оскорбление…
— Ты вызовешь команду убийц.
— Нет, — пообещала она, — я сама тебя замучаю. — И снова потянулась к молнии на моих брюках.
Утром, разнеженно гладя меня по щеке, она сказала:
— Можешь не верить, но после той нашей встречи у меня никого не было.
— Почему же, верю. Ты была слишком занята. Шутка ли, перебить столько людей!
Она фыркнула:
— Во-первых, активными операциями занимается другой отдел, хотя я, конечно, участвую в планировании.
— Значит, ты не командуешь по совместительству службой безопасности, как твой покойный коллега из «ДИГО»?
— Разумеется, не командую!
— Ты меня успокаиваешь, — сказал я и подсунул руку под ее крепкие, гладкие ягодицы. — Обнимать пиарщицу всё же приятней, чем капо бригады киллеров. Впрочем, это дело вкуса… Но я тебя перебил. Так что во-вторых?
— А во-вторых, те, кого нам пришлось устранить, — разве это люди?
— Удобная философия, — согласился я. — Правда, не оригинальная.
Но Елену сейчас волновало иное:
— А ты? — проворковала она.
— Что — я?
— Ты понимаешь, о чем я спрашиваю. У тебя за это время была какая-нибудь женщина?
— Куда там! Я тоже горел на работе. Следил за вашими подвигами.
Она опять начала ко мне ласкаться, но я был уже выдавлен до последней капли, и ей пришлось отступить.
— В следующий раз, — пообещал я, — приму стимуляторы.
— Зачем? Я не хочу ничего искусственного! У нас и так всё было чудесно.
— Ты смогла бы кончить еще несколько раз. Она нахмурилась:
— А вот такая грубость мне уже неприятна. Ты чем-то недоволен?
— Меня не устраивают отношения на манер связи римской матроны с рабом или русской барыни с крепостным слугой.
Как ни была Елена слаба в истории, она меня поняла:
— Тебе хочется равноправия? Но разве у нас не равноправие в постели? Каждый выполняет все желания другого.
Я молчал.
Елена приподнялась на локте, включила висевшую над диваном лампу, всмотрелась мне в лицо. Ее темные брови напряженно изломились, расширившиеся глаза казались серыми:
— Нам было так хорошо! — воскликнула она. — Зачем ты всё портишь?!
Впервые я увидел эту гордячку растерянной, зависимой. И, конечно, тут же размяк от нежности. Размяк настолько, что совершил недопустимое — задохнувшимся от волнения голосом спросил:
— Когда мы теперь увидимся?
Это была ошибка. Правда, Елена в порыве благодарности прижалась к моему плечу, но когда вслед за тем она поднялась с постели, в голосе ее зазвучали обычные нотки:
— В ближайшие дни я буду занята! Может быть, в Новый год.
— До Нового года еще больше двух недель.
Она наклонилась надо мной, голая, с трогательно взъерошенной прической и легонько щелкнула меня по лбу:
— Терпи, терпи! И веди себя хорошо, не вздумай мне в отместку притащить сюда какую-нибудь утешительницу! Если будешь хорошим мальчиком, не просто увидимся, а встретим Новый год вместе! — Склонилась еще ниже и, касаясь грудью моей груди, прошептала: — Встретим здесь, я не хочу ни в ресторан, ни в гостиницу. В твоей конурке есть какая-то романтика…