За спиной Беннета висела такая же официальная фотография генсека, что и у меня в офисе. Мне показалось, будто величавый темнокожий австралиец с обоих портретов прислушивается к нашему разговору. Я присвистнул:
— Даже так?!
— Да, Витали. Теперь уже всё — максимально серьезно. Ты должен заявить: если только их планы не угрожают цивилизации, они могут выйти из подполья. Все прошлые преступления, включая убийство сенатора, будут прощены. Больше того: в своих научных исследованиях они получат поддержку мирового сообщества. Мы предоставим в их распоряжение любые ресурсы!
— Они меня и слушать не станут.
— А ты не отступай! — горячился Беннет. — Может быть, они просто не понимают, что главная цель жизни — благо всего человечества? Так постарайся это им объяснить!
— Ладно, постараюсь. Будь здоров. Happy New Year!
— What? — Беннет не сразу сообразил что к чему: — Ах, да! Крепко же я заработался. Ну и тебе счастливого Нового года, Вит! Смотри: он может стать решающим в твоей судьбе!
— Я понимаю.
Когда утром тридцать первого декабря в квартирке-офисе раздались звуки «Гимна великому городу», а экран компьютера после соединения не вспыхнул, я сразу понял, что это — Елена. У меня перехватило дыхание, но только на миг. Волнение сменилось каким-то возбужденным спокойствием. Всё равно деться мне было некуда и терять нечего. А приобрести я мог еще хотя бы одну ночь с Еленой. Так что игра, которую я вынужден был доигрывать, стоила свеч.
— Это шпион Организации Объединенных Наций? — раздался насмешливый голосок.
— Нет, — ответил я, — это ее полномочный представитель.
— Даже так? И что означает новый титул?
— То, что один темнокожий генеральный секретарь дал мне карт-бланш на ведение переговоров с некоей российской фирмой. И я жду к себе ее делегацию.
Послышался смех Елены:
— Какие церемонии! А со стороны ООН вы будете в единственном числе?
— Разумеется.
— В таком случае и мы вышлем вместо делегации одного представителя. Устроит вас начальник отдела по связям с общественностью?
— Согласен.
— Тогда — до вечера, мой сердитый ооновский петушок!
Работать, то бишь следить за событиями, в этот день было бессмысленно: все выпуски новостей шли на предновогодней волне, с шутками и розыгрышами. Телевизионщики и журналисты поднимали, как могли, настроение народа, и тужиться им предстояло еще неделю с лишним. Серьезная информация должна была вернуться только после нашего русского Рождества, а то и после старого Нового года.
Я переключался на международный канал, но и там плескалось всё то же многоцветное праздничное веселье. Лишь однажды показали короткий сюжет о чрезвычайном происшествии в Германии: побоище между болельщиками двух футбольных команд. Я увидел громадный крытый стадион, заполненный беснующимися людьми. Изображение подпрыгивало вместе с камерой в руках оператора. Сквозь яростный вой тысяч голосов доносились звуки ударов, треск, полицейские свистки. Потом сразу в нескольких местах, на поле и на трибунах, взметнулись языки пламени, и обезумевшая толпа уже с другим, истерическим, воем стала давиться в проходах, пытаясь спастись от пожара.
Комментатор что-то потрясенно бубнил о немотивированном взрыве жестокости, о том, что буквально чудом удалось выпустить многотысячную массу сквозь аварийные выходы и избежать настоящих жертв. Но каковы гарантии на будущее? Даже психиатры не могут объяснить самоубийственное поведение тех, кто принес на матч бутылки с зажигательной смесью и стал метать их в закрытом помещении. А ведь это вполне благополучные, бессмертные люди!
Сюжет закончился внешней съемкой: гигантский граненый купол спортивного дворца сочился сквозь вентиляционные отверстия струйками черного дыма…
К вечеру погода испортилась. Из уличной темноты с порывами морозного ветра бил в окна мелкий, колючий снег. Но когда Елена появилась у меня на пороге, от нее веяло не холодом, а теплом и ароматом духов. Лишь в темных волосах истаивали несколько искристых снежинок.
— Здравствуй, — сказала она, — с Новым годом! Смотри, какой я принесла тебе подарок!
А я всё глядел на сверкающие кристаллики в ее мальчишеской прическе, превращавшиеся в капельки воды:
— Бегом бежала от машины до подъезда?
Она почему-то растерялась, кивнула. Сквозь ее иронию на один миг проглянуло девчоночье смущение, и этого мне было достаточно, чтобы потерять голову.
Я ринулся к ней. От неожиданности она стала отбиваться:
— Ты с ума сошел!.. Ну я не могу так сразу!.. Ты порвешь застежку!.. Пусти меня хоть в ванную!.. О! О-о!..