— Пусть так. Значит, меня не устраивает реальность. Он покачал головой:
— Тебе хочется утопии. Это всё твой русский идеализм.
Несколько секунд мы оба молчали. Потом Беннет первым отключил связь.
От чувства полной беззащитности трудно было даже дышать, словно я очутился в разреженном воздухе. И всё-таки мысли мои работали четко. Едва Беннет исчез с экрана, я первым делом вытащил свой «карманник» и набрал проверку баланса. Загорелись цифры «180000/50000» — сто восемьдесят тысяч рублей или пятьдесят тысяч долларов. Прощальный подарок Беннета: выходит, он до последней секунды пополнял мой счет. Совсем недавно я готов был истратить такую сумму за один вечер в ресторане. Теперь, если я буду экономно расходовать эти деньги, то смогу просуществовать на них больше года. Когда они закончатся, останется только нищенская полицейская пенсия.
Разумеется, я понимал, что меня могут убить гораздо раньше, чем через год, но не умирать же мне было прямо сейчас от такого понимания! А значит, бойся не бойся, приходилось как-то планировать ближайшее будущее. За аренду квартирки-офиса и за пансионат на Каменном острове было уплачено на несколько месяцев вперед. Потом пойдут скитания по совсем уж скверным гостиницам, одна хуже другой. А куда я дену книги?…
Оставалась еще одна попытка спастись, если не от бедности, так хоть от угрозы для моей жизни: кинуться за помощью к Елене. Рассказать, что меня пытаются использовать в борьбе против ее фирмы, предложить любые услуги в этой схватке. Ну, хотя бы передавать Андрею дезинформацию, да просто делать всё, что прикажут, лишь бы меня взяли под прикрытие!
Была минута, когда я потянулся к компьютеру набрать ее номер, но пальцы замерли на пульте. Я просто физически ощутил, что не смогу открыть другому человеку — Елене тем более — свой испуг. Не смогу признаться в слабости, молить о защите — это невыносимей для меня, чем смертельная опасность. Великий инстинкт самосохранения оказался слабее глупого самолюбия.
Но в такой глупости заключалось и горькое утешение. Дед Виталий когда-то объяснял мне основы психологии: нормальному человеку необходима референтная группа, мнение которой он учитывает в своих поступках. Она может быть реальной или воображаемой, как у людей религиозных. А если ее не осталось никакой, этой группой человек должен стать сам для себя. И, как бы я ни был жалок и беспомощен, дурацкая невозможность переступить через остатки собственного достоинства сейчас казалась мне последним оправданием — теперь уже только перед самим собой! — и моего существования в обезумевшем мире, и моего ухода из него.
21
Я мог попытаться сбежать. Путь за границу, конечно, был отрезан: агенты «ДИГО» без труда засекли бы меня при заказе билета на поезд или на корабль, не говоря об одном из редких международных авиарейсов. Но оставался шанс затеряться на просторах нашей бескрайней Рос-кони. Пока на моем «карманнике» не иссякли наличные, пока я мог не пользоваться своей пенсионной карточкой (чтобы ищейки, влезшие в сеть пенсионного фонда, не уловили, откуда пришел запрос), сохранялась возможность вырваться из Петрограда. Закатиться как можно дальше в глубь страны, за Урал, в Сибирь.
Я так и эдак обдумывал план побега. Правда, всё это походило на некое упражнение ума для отвлечения от горьких мыслей. В душе я прекрасно понимал, что никуда бежать не стану. И вовсе не потому, что перспектива превратиться в петляющего по-заячьи беглеца тоже казалась мне унизительной. Наоборот: для бегства, для игры с преследователями нужно было самому иметь характер азартного игрока, а уж на эту роль я годился меньше всего. Из собственной шкуры не вырвешься. Для меня — так опять получалось само собою! — было естественней оставаться дома, в привычных стенах, и ждать, что произойдет.
А не происходило пока ничего. Дни сменялись днями. Я продолжал по инерции свое прежнее существование. Ночевал в гостинице. Утром приезжал к девяти в квартирку-офис и часами тупо смотрел новости. Вот только обзоров больше не составлял, посылать их теперь было некому. Всё ждал (с ревностью и обидой) сообщения о том, что назначен новый представитель Службы информации и расследований ООН в Петрограде. А сообщение упорно не появлялось. Даже о моей отставке нигде не промелькнуло ни слова. Даже страничка нашего представительства в Интернете сохранялась без всяких изменений, украшенная моей физиономией. О статусе безработного мне напоминал только денежный счет на моем «карманнике»: сумма потихоньку начала уменьшаться вслед за ежедневными расходами.