Он не ответил.
— Видишь ли, Гоша, за последнее время я многое понял. Даже кое-что просчитал. Не стану тебя пытать о подробностях, скажи только: много бывает клиентов вроде меня, раненных настоящим оружием?
Он помялся. Неохотно произнес:
— Ты первый.
— Так я и думал. Наконец хоть в чем-то мне досталось первенство. Зато, могу ручаться, в твоей практике потоком идут ушибы, переломы, колотые-резаные раны, и число их всё время нарастает.
Гоша угрюмо молчал.
— Но ты готовься, — подбодрил я, — вслед за мной скоро пойдут новые лучевые ранения. А там — и пулевые, минно-взрывные, осколочные. Ты выбрал перспективную специальность!
Гоша продержал меня под замком в одной из крохотных палат своей клиники десять дней, пока мое плечо не пришло в порядок. А на прощанье снял с моего «карманника» половину всех денег:
— Извини, старик, ты не представляешь моих расходов!
— Догадываюсь, — вздохнул я, разглядывая на экран-чике цифру остатка. — Полиция, госмединспекция, налоговая служба — от всех надо откупиться. Кстати, как ты оформляешь истории болезни покалеченным гангстерам? Проводишь их как разбившихся прыгунов с трамплина?
Он окрысился:
— В следующий раз я не стану тебя спасать!
— Боюсь, что в следующий раз я не смогу до тебя доехать.
Гоша смягчился:
— Не обижайся, прости меня.
— И ты прости!
На обратном пути в Петроград я приказал Антону ехать помедленнее. Я не знал, куда мне направиться. И в гостинице, и в квартирке-офисе могла ждать засада. Может быть, обогнуть город по кольцевой и сразу устремиться в бега?
Все последние дни мой «карманник» был выключен. Сейчас — сам не зная почему, повинуясь интуиции, — я перевел его в состояние приема. И неожиданно «карманник» резко зазвонил. У меня на миг оборвалось сердце: я подумал, что меня разыскивают бандиты. Звонки били, не смолкая. С опаской вытащив «карманник», я взглянул на номер вызывающего абонента. Это был номер Елены.
Я только что миновал Сосново, до Петрограда оставалось километров шестьдесят. Отвечать на вызов было рискованно, мой выход в эфир могли засечь. Но Елена хотела говорить со мной… С тем чувством рывка навстречу опасности, с каким, наверное, вставали из окопов под пули, я дал соединение.
— Куда ты пропал? — послышался ее голос. — Нам нужно встретиться!
Я отчетливо представил, как в это самое мгновение в секретной лаборатории где-то на верхнем этаже пирамиды «ДИГО» проснулся пеленгатор, записывая наш разговор, а на крыше над ним завертелась антенна, определяя направление и расстояние.
— За мной следят! — быстро сказал я. — Нас могут подслушивать! Говори коротко: где и когда?
— Лучше сегодня. И если можно, у тебя в офисе. Мне хотелось бы еще раз побывать там, потому что…
— Понятно! — перебил я. — Ровно через два часа, тебя устроит? Запоминай: на стоянку возле офиса въезжаем одновременно, и ты прибудешь с охраной! С хорошей охраной, чтобы прикрыть нас обоих!
Когда я подъехал к моей родимой пятиэтажке, уже стемнело. В сиянии оранжевой световой полосы, окаймлявшей стоянку, я увидел только несколько знакомых машин, принадлежавших арендаторам соседних квартирок. Мелькнула мысль: Елена подвела меня, из-за нее я попаду в ловушку! И в тот же миг кто-то постучал по боковому стеклу «Цереры». Я вскинулся, готовый защищаться, но с облегчением разглядел в полутьме Елену. Она стояла в легкой курточке, с непокрытой, как всегда, головой на зимнем ветру. Манила меня рукой — выходи!
Я выскочил, захлопнул дверцу.
— Мои сопровождающие остались за углом, — сказала Елена.
До угла, на который она указывала, было метров триста. Я предпочел бы видеть охрану поближе.
— Беспокоиться не надо, — подбодрила она, — всё вокруг под контролем.
— Приговоренные не беспокоятся, — усмехнулся я. — Им остается только ждать.
— Что случилось? Тебя пытаются использовать против нас? Тебе угрожают?
— Меня собираются убить. В качестве последнего предупреждения мне продырявили плечо.
— Даже так… — она задумалась на секунду. — Ну что ж, пошли!
Мы поднялись в квартирку-офис. В ней не было засады. В ней ничего не изменилось за те дни, что я отлеживался в клинике Гоши. Но вид привычных стен, обстановки, шкафов с книгами сейчас не успокаивал, а вызывал чувство утраты. Я знал, что теряю навсегда этот спасительный мирок.
И Елена осматривалась вокруг так, словно хотела всё получше запомнить. Когда она заговорила, в ее голосе не было обычной иронии:
— Я не смогу добиться, чтобы тебя включили в наше движение как полноправного участника. У тебя недостаточный коэффициент интеллектуального развития, у тебя низкие моральные качества…