Наши встречи происходили все реже, и чем старше он становился, тем труднее нам было находить общие темы для разговора. В последний раз мы встретились, когда он поступил в университет. Я ждал его на улице возле станции метро, а он подъехал на машине, приоткрыл дверцу и поманил меня рукой. Я покорно подошел, сел рядом с ним, поцеловал его в небрежно подставленную щеку и только тут обнаружил, что в машине мы не одни: на заднем сиденье расположилась яркая девица. Она как будто спала с открытыми глазами и не откликнулась на мое приветствие.
Мы поехали с Андреем по городу. Я уже смирился с тем, что нам почти не о чем говорить, и старался хотя бы насмотреться на него. Он вырос крупным и красивым - не в меня, а в Марину. Даже не верилось, что этот рослый парень с модной прической, похожей на львиную гриву, и есть мой маленький Андрюшка с его нежным лукавым личиком и золотистыми колечками волос.
А потом я сам все испортил. Мне не нравилась специальность, которую он выбрал - психология дизайна и рекламы. И я заговорил о том, как я всегда мечтал, чтобы он стал инженером или ученым, создавал, исследовал, совершал открытия.
Он только засмеялся в ответ:
– Много ты сам создаешь! - потом подумал и добавил уже с откровенной издевкой: - Хотя, коне-ечно, в своей полицейской лаборатории ты совершаешь откры-ытия!
Девица позади сидела недвижимо и неслышно, как восковая кукла.
Он высадил меня у той же станции метро, где мы встретились. Это было семнадцать лет назад. С тех пор мы не виделись, не звонили друг другу, и я не следил за его судьбой. Не пытался даже узнать через Интернет его нынешний адрес и место работы. Думаю, он точно так же не интересовался моей жизнью. Правда, ему на глаза могла попасть та прошлогодняя заметка, в которой Виталий А. Фомин был назван одним из опытнейших криминалистов России, востребованных самой Организацией Объединенных Наций. Но, мне кажется, прочитав этот панегирик, он только недоуменно пожал плечами.
Нужно было приниматься за дело. Я обратился к экрану автонавигатора и запустил выбранный Антоном сюжет с самого начала. Это оказалась реклама, яркая и хвастливая. Мне сообщали, что название фирмы "ДИГО" происходит от редкоземельных элементов, лантаноидов диспрозия и гольмия. Редкоземельность вовсе не означает особой редкости, в земной коре их содержится намного больше, чем, например, ртути. Но если ртуть добывать сравнительно легко, то получение лантаноидов из минерального сырья, их разделение и очистка требуют сложнейших технологических процессов.
Лантаноиды, рассказывали мне с экрана, известны человечеству уже несколько веков, однако их громадное значение оценили только в двадцатые годы нашего столетия, когда мировую энергетику стали переводить с тепловых и атомных электростанций на термоядерные, а двигатели внутреннего сгорания - с бензина, керосина, солярки на водородное топливо. Оказалось, добавки лантаноидов многократно повышают способность некоторых сплавов поглощать водород. Кассета, содержащая такой пористый сплав, насыщенный водородом, смогла заменить бак с горючим. Крупнейшие мировые компании занялись производством редкоземельных элементов. И россияне должны гордиться тем, что отечественная фирма "ДИГО", основанная после Второй Перестройки, в славную эпоху окончательной победы российской демократии, сумела сравняться с ведущими корпорациями Запада.
"В нынешнем 2085 году, - гремел за кадром торжествующий голос известного актера, - "ДИГО" контролирует более шести процентов мирового производства диспрозия, гольмия, неодима, церия. И это означает, что почти каждый пятнадцатый автомобиль, самолет, корабль на планете несет в своих топливных кассетах продукцию нашей фирмы!"
На экране возникали величественные пейзажи Урала и Сибири, панорама действующих рудников, экскаваторы-великаны, потоки измельченной породы на транспортерных лентах. Я увидел гигантские заводы, плавильные печи, электролизные установки, лаборатории и офисы, сияющие лица работников. Под конец показали пестрое производство всевозможных бытовых товаров - от детских игрушек до посуды и спортивного инвентаря. Эту побочную продукцию фирма выпускала под игривой торговой маркой "ДИГО-ЛИГО", видимо, в честь местонахождения своей штаб-квартиры на Лиговке. "Мы работаем для вас!" - провозглашал голос за кадром.
Фильм не произвел на меня впечатления. В нем не сообщалось почти ничего сверх того, что большинству российских обывателей, и мне в том числе, не было бы известно из повседневных новостей и рекламы. А копаться в Интернете в поисках дополнительных сведений об этой фирме уже не было времени. Последние, считанные минуты пути ушли на то, чтобы просмотреть добытый Антоном сюжет об их отделе по связям с общественностью. И опять - никакой конкретной информации. На экране появился мрачноватый субъект и, странно глядя не в камеру, а куда-то мимо, произнес несколько общих фраз об открытости корпорации "ДИГО". Вот и все.
Моя "Церера" сбавила ход. Мы свернули на Лиговский проспект и приближались к зданию "ДИГО" - темно-красной усеченной пирамиде. Она была не так уж высока, этажей восемнадцать-двадцать, но пропорции придавали ей внушительность. Казалось, она незыблемо расположилась не только на петроградском асфальте, но и во времени. Я отключил Антона и на ручном управлении направил машину к спуску в подземную стоянку.
Въехать туда я не успел. На моем пути откуда-то вынырнул человек в оранжево-белой куртке гаражного служащего и яростно замахал руками. Я свернул к барьеру, затормозил, включил микрофоны и внешнюю трансляцию. До меня донесся голос:
– Стоять! Стоять!! Кто такой?!
Начало вышло обескураживающим, и от растерянности я не придумал ничего лучше, как закричать в тон гаражному хаму:
– Служба информации и расследований ООН! С дороги!
– К кому вы направляетесь? Почему едете без кода? Вы согласовали визит? - Оранжево-белый все-таки растерялся немного, раз перешел на "вы".
Я прибавил громкость, чтобы мой голос на улице звучал мощнее, и с набатными раскатами, от которых вибрировали стекла моей машины, заявил:
– Наша Служба имеет право являться с проверками куда угодно без предупреждения! (Это была совершенная чушь, но я понадеялся, что местные ребята не станут изучать устав Службы, даже если вытащат его из Интернета.) - Сперва я хочу посетить ваш Отдел по связям с общественностью, а там посмотрим!
Оранжево-белый отбежал на несколько шагов, подальше от наружных микрофонов моей "Цереры", и что-то быстро забубнил в свой "карманник". Мимо нас по уклону проехали вниз на стоянку несколько машин. Он не обратил на них ни малейшего внимания. Значит, в них сидели служащие фирмы или посетители, которых здесь ожидали. Эти машины несли пресловутый код, и аппаратура наблюдения пропускала их без помех. Такие меры предосторожности я видел только в ооновских гарнизонах в Африке. Но там, понятное дело, опасались недобитых моджахедов. А чего опасаются здесь?
Оранжево-белый спрятал "карманник", махнул мне рукой и крикнул:
– Включайте Антона!
Я понял, что меня решили пропустить, но под контролем, раз не позволяют даже въехать самостоятельно. Так и оказалось. Повинуясь командам здешней навигационной системы, "Церера" скатилась по уклону в ярко освещенный подземный зал и медленно поехала между рядами машин. Меня заводили на стоянку в самый дальний угол.
Здесь меня ждали. Когда я открыл дверцу, передо мной стоял мужчина в синем комбинезоне техника. Однако взгляд, которым он меня встретил, говорил, казалось, о другой профессии. Такой взгляд - настороженный, оценивающий - я видел у матерых сыщиков в первые годы своей службы в полиции, когда сохранялись еще остатки былой, жестокой преступности.