В результате войско ятола Де Хаммана растянулось еще больше, но при этом он допустил ошибку, отведя значительные силы за те пределы, откуда было невозможно быстро вернуть их назад. Раньше, в случае прорыва из-за стен Дариан-Дариалла, бехренцы держались бы стойко, зная, что вот-вот подоспеет подмога; теперь же те, кто остался на позициях вокруг города, могли рассчитывать только на свои силы.
Однако Бринн понимала: чтобы в полной мере воспользоваться преимуществами этой ситуации, действовать надо быстро. Поэтому она почувствовала облегчение, когда в тот же день из Хонсе-Бира вернулся Джуравиль. Мало того что тот принес утешительные новости о северных союзниках Бринн по борьбе с Эйдрианом, которым удалось за это время кое-чего добиться; у эльфа был волшебный камень, изумруд, и она рассчитывала с его помощью сделать наступление более эффективным.
Тем же вечером, едва лишь солнце опустилось за горизонт и на небе загорелись первые звезды, Белли'мар Джуравиль приступил к действиям. Первым он перенес Астамира, опустив его рядом с группой док'алфар позади основных сил Де Хаммана, около палаток, где разместились абеликанские монахи. Следующим эльф туда же доставил дракона.
Осуществив около сорока перебросок, Джуравиль почувствовал, что силы его истощены. Тем не менее он присоединился к мистику, Аграделеусу и док'алфар, не желая оказаться в стороне от того, что должно было произойти этой ночью. Он остался с Астамиром и драконом, а эльфы выдвинулись вперед, уничтожая выставленные вокруг лагеря дозоры.
Незадолго до рассвета южные и восточные ворота Дариан-Дариалла широко распахнулись; один отряд тогайру, возглавляемый Бринн, двинулся на восток, второй, ведомый Таналаком Кренком, на юг. В тот же момент мистик, Джуравиль и док'алфар ворвались в одну из палаток, в которой размещались монахи. Астамиру это задание было сильно не по душе, но в их положении брать пленников не представлялось возможным. Он старался не убивать людей, а лишь выводить их из строя; тем не менее, когда нападающие покинули палатку, четверо из пяти монахов были мертвы, а в пятом жизнь едва теплилась.
Действующего в соседней палатке Аграделеуса подобные — да и никакие другие — сомнения не мучили. Отшвырнув единственного охранника, так что бедняга отлетел в сторону футов на тридцать, дракон ворвался внутрь и набросился на полусонных испуганных монахов. Аграделеус пребывал сейчас в ипостаси, представлявшей собой нечто среднее между человеком и огромной двуногой ящерицей, но силой обладал по-прежнему неимоверной. Мощным ударом когтистой лапы он сломал шею одному монаху, чешуйчатой ногой с такими же длинными когтями вспорол живот второму.
И выскочил из палатки как раз в тот момент, когда из другой выбежали мистик, Джуравиль и остальные. По всему лагерю трубили рога, солдаты как безумные выскакивали из палаток и сломя голову мчались на позиции.
Глядя на них, Астамир отметил, насколько более профессионально действовали солдаты Хонсе-Бира. Однако лишь недавно влившихся в армейские ряды, едва обученных крестьян было гораздо больше; сейчас они тряслись от страха и плохо соображали, что нужно делать.
Два отряда тогайранцев наступали яростно и быстро.
Кости Аграделеуса затрещали, разрывая чешуйчатую шкуру, — дракон приобретал свою естественную форму.
Только увидев поднявшегося в воздух дракона, бехренцы поняли, что подверглись нападению с тыла. Все еще туманный утренний воздух прорезали крики, требующие развернуть баллисты и уничтожить крылатое чудовище.
Однако никаких действий в ответ на них не последовало — усилиями док'алфар почти все расчеты осадных машин были выведены из строя.
Тогайру прорвали первую линию обороны практически без сопротивления; бехренцы, казалось, были мало озабочены тем, чтобы сражаться, почти все они пытались бежать с поля боя. Отряд Бринн, однако, вынужден был задержаться, столкнувшись с двумя подразделениями «медведей»: те стояли, сомкнув щиты и выставив перед собой копья.
Однако Аграделеус, пролетев над ними, огненным дыханием обдал их позиции, и последний очаг сопротивления был сломлен.
Дракон летал без всяких опасений, не обращая внимания на не причинявшие ему особого вреда стрелы и отвечая на каждую угрозу струей пламени или сокрушительным ударом когтистой лапы.
Когда солнце поднялось над горизонтом, Бринн верхом на Крепыше расположилась на возвышенности, откуда открывался прекрасный обзор. Печтер Дан Тарк выполнил свою задачу — бехренцы оказались застигнутыми врасплох. Лишившись возможности сбить дракона, имея в тылу искусно действующего неприятеля, бехренцы почти не сопротивлялись, разбегаясь во все стороны по пустыне.
По восточной дороге быстро приближалась покинувшая ранее позиции часть бехренской армии, но и их удалось обратить в бегство и рассеять. Совершенно неожиданно для себя они обнаружили, что неприятель превосходит их числом; а ведь против них выступали воины тогайру, известные яростью и мощью. Хуже того, возвращающиеся к городу бехренцы увидели парящего над собой дракона; и по совершенно непонятной причине никто не предпринимал попыток сбить чудовище.
Вскоре Астамир подвел к тогайранке выглядящего совершенно подавленным Печтера Дан Тарка и связанного, но тем не менее донельзя разъяренного ятола Де Хаммана.
— Предательство! — завопил ятол при виде Бринн. — У нас же было объявлено перемирие!
— Ты сделал вид, что у нас перемирие, но лишь для того, чтобы выиграть время, дождаться подкрепления и напасть на Дариан-Дариалл, — спокойно ответила она.
— У тебя нет доказательств!
— Мне они не нужны. Я опираюсь на данные моих лазутчиков и внутренний голос.
— Готовься к войне, Бринн Дариель. — Взбешенный ятол прямо-таки кипел от злости. — И помни, это ты развязала ее!
Тогайранка слезла с Крепыша, приблизилась к Де Хамману и остановилась, пристально глядя ему в глаза.
— Нет, это ты ее развязал — по указке аббата Олина из Хонсе-Бира. Можешь сколько угодно изображать невинность, я знаю правду. — Она подошла к нему почти вплотную, так что ятол почувствовал ее горячее дыхание на лице. — Запомни: Тогай свободен, и Дариан-Дариалл — мой. Я поклялась защищать своих людей любой ценой, и если для этого потребуется жизнь бехренца, все равно, мужчина то, женщина или ребенок, это меня не остановит. Если потребуется, я без колебания велю Аграделеусу сровнять с землей любое бехренское поселение. Ты плохо запомнил уроки прошлой войны между нами, ятол Де Хамман.
Бринн перевела взгляд на залитое солнечным светом поле битвы; ятол невольно проследил за ее взглядом.
И увидел ряды лежащих тел бехренцев, мертвых и раненых. И стервятников, уже расхаживающих по песку в ожидании утреннего пиршества.
Снова переведя взгляд на Де Хаммана, тогайранка заметила, что ятол сник, наконец-то осознав весь ужас поражения.
— Аббат Олин стремится обрести власть над Бехреном и ради этого послал тебя завоевывать Тогай, — холодно сказала она.
— Ты же вместе с ним сражалась против ятола Бардоха! — возразил Де Хамман.
— Да, я сражалась с этим псом Бардохом, но поддерживая ятола Маду Ваадана, — поправила его Бринн.
— Аббат Олин — друг…
— …королю Эйдриану, а не Бехрену, и ты прекрасно это знаешь.
Ятол Де Хамман перевел взгляд на поле боя, где продолжали сражение жалкие остатки его войска. Солдатами руководило не стремление организовать хоть какую-то оборону, а скорее ощущение животного ужаса, так похожее на его собственное состояние.
— Бехрен скатится к хаосу, — запричитал он. — Без помощи со стороны Хасинты провинции снова передерутся между собой.
— Я предпочту подобную неприятность воцарению здесь абеликанских монахов.
Тогайранка сделала знак Астамиру. Тот оттащил ятола к другим пленникам, которых сгоняли сюда с поля боя. Бринн бросила сочувственный взгляд на несчастного, совершенно раздавленного горем Печтера Дан Тарка.