Закончив громоподобную речь, дракон развернулся и устремился на север, туда, где сражались войска.
Постепенно бой во дворе стих, то ли под воздействием призыва Аграделеуса, то ли просто потому, что при виде крылатого монстра противники принца разбежались и попрятались в укрытия.
Эйдриан без труда поддерживал ритм схватки и чувствовал, что с каждым мгновением его магическая энергия прибывает. Парировав очередные удары сначала Бринн, а потом Мидалиса, он успел даже ткнуть мечом в сторону, пронзив бок пытавшегося отползти в сторону магистра. Тот, смертельно раненный, издал душераздирающий стон, а король вернулся к бою с двумя противниками, с легкостью отбивая удар за ударом.
При этом он размышлял, кого из них стоит прикончить ударом молнии. Мидалиса, решил Эйдриан, поскольку все еще не оставил надежды переманить Бринн на свою сторону, и приготовился воззвать к вправленному в эфес графиту.
Но тут его отвлекло нечто странное. Да, это был зов из мира теней, который он не мог проигнорировать. Как только Эйдриан осознал, откуда исходит этот призыв, чувство удивления и даже страха сменилось почти головокружительным ощущением всемогущества. Бросив взгляд в сторону двери, он увидел появившегося в зале пришельца из мира теней.
— На твоей стороне сражаются рейнджеры, принц Мидалис, — воскликнул молодой король. — Склоняю перед тобой голову. Ты поступил мудро, приведя сюда мою мать и Бринн Дариель.
— И Андаканавара, наглец! — ответил принц. — Ты наверняка слышал это имя!
— А, так значит, здесь собрались все рейнджеры, какие есть на свете! — возбужденно воскликнул Эйдриан. — Удивительное зрелище! Трое за Мидалиса, поскольку я отношу к рейнджерам и свою матушку, и двое за Эйдриана!
Он обогнул забрызганное кровью кресло Бурэя, добиваясь, чтобы его противники повернулись в сторону двери и собственными глазами увидели входящего в зал ожившего Элбрайна.
— Это твоих рук дело? — У Бринн перехватило дыхание.
Король сжал в руке камень души и погрузился в него, вытягивая энергию из мира теней. В зале сгустился полумрак, разгоняемый лишь черно-голубым мерцанием, испускаемым рукой Эйдриана. Потусторонняя энергия устремилась к наполовину истлевшему зомби. Тот внезапно выпрямился, расправил плечи, движения его стали более плавными, раны начали на глазах зарубцовываться, словно тело само исцеляло себя.
Спустя несколько мгновений полуистлевший труп превратился в прежнего Элбрайна, с той лишь разницей, что выражение лица у него было угрюмым и мрачным.
— Встречайте Элбрайна-Полуночника! — торжествующе воскликнул король. — Рад приветствовать тебя, отец!
Он бросил Ураган тому, кому принадлежал до него этот меч, и сделал жест в сторону тогайранки.
— Убей ее!
Не успели она или Мидалис и рта раскрыть, как Элбрайн бросился вперед и напал на Бринн, нанося такие яростные и коварные удары, что ей не осталось ничего другого, как отступать.
Эйдриан повернулся к Мидалису.
— Король против короля! — Он выхватил из-за спины Крыло Сокола со снятой тетивой и выставил его перед собой наподобие посоха. — Хонсе-Бир мой, безумец! Королевскому роду Урсалов конец!
Испустив гневный вопль, принц Мидалис бросился в атаку.
Черно-голубое мерцание дотянулось и до балкона, окутав Пони и Де'Уннеро странной, сверхъестественной дымкой.
Услышав слова Эйдриана, противники тем не менее продолжали схватку, сместившись ближе к перилам. Оба они замерли, увидев ожившего зомби.
— Элбрайн… — пробормотал Де'Уннеро, с трудом веря, что молодой король оказался способен на такое безрассудство.
Однако стоило ему повернуться и бросить взгляд на Пони, как он все понял. Эйдриан не уставал повторять, что Джилсепони не представляет для него никакой реальной угрозы, потому что он знает способ вывести ее из игры. Теперь монаху, вглядывавшемуся в побледневшее лицо женщины, в то, как она открывает рот в тщетной попытке вдохнуть воздух, все стало ясно.
Де'Уннеро расхохотался.
— Да, он властен над самой смертью! — Монах сделал осторожный шаг в сторону скованной ужасом Пони. Внезапно она показалась Де'Уннеро такой старой, такой слабой и жалкой! — Может быть, когда-нибудь твой удивительный сын выкопает из хладной земли и твой разлагающийся труп и заставит выполнять свои приказания.
Он продолжал приближаться, а женщина, опустив Победитель, словно и не помышляла о защите.
«Все получится слишком просто», — разочарованно подумал монах.
На поле боя за пределами Санта-Мер-Абель призыв Аграделеуса прекратить сражение поначалу не произвел сколько-нибудь заметного впечатления. Значительно уступая врагам в численности, альпинадорские варвары сражались с такой яростью, что боевой дух в сердцах сторонников принца Мидалиса разгорался все сильнее. И герцогу Каласу с его Непобедимыми пока не удавалось одолеть их.
Астамир, с одной стрелой, застрявшей в плече, и второй — в бедре, понял, что необходимо сменить тактику. Он велел дракону лететь к центру сражения, туда, где герцог Калас и Непобедимые сцепились с Брунхельдом и альпинадорцами. С диким ревом Аграделеус пошел на снижение и ворвался в самую гущу схватки.
Мистик, соскочив с его спины, совершил один из своих невероятных прыжков, прямо на герцога Каласа. Командир Бригады Непобедимых не успел развернуться, и инерция удара бросила обоих на землю.
— Аграделеус! — закричал Астамир, и дракон снова проревел призыв прекратить сражение.
Калас понимал, что противник может в любой момент прикончить его. Однако вместо этого мистик вскочил и протянул ошеломленному герцогу руку.
— Нет нужды продолжать сражение, — объяснил он. — Кто из них уцелеет, тот и будет править!
— Эти люди напали на нашу страну! — Герцог Калас сделал жест в сторону Брунхельда и альпинадорцев; впрочем, в его голосе не чувствовалось особой убежденности.
— Нет нужды продолжать сражение! — повторил Астамир, обращаясь на этот раз к подошедшим Лиаму О'Блайту, Брунхельду и другим соратникам принца. — Прошу вас, сложите оружие. Довольно кровопролития!
Вокруг них по-прежнему кипело сражение, и даже рядом с мистиком и драконом перемирие, если о нем вообще можно было говорить, казалось, в лучшем случае, хрупким. Однако постепенно бой все же начал стихать — и на душе у Астамира стало легче от сознания того, что ему удалось сделать хоть что-то по-настоящему имеющее значение.
Живя у тол'алфар, Бринн часто слышала рассказы о великом Полуночнике, и все же сейчас просто не могла поверить, как превосходно владеет мечом оживший рейнджер. Он с легкостью отбивал любую ее атаку — либо уходил от прикосновений меча, просто отклонившись назад, либо легким движением Урагана отводил Пляшущий Огонь в сторону. И сам наносил удары с исключительной быстротой, заставляя тогайранку использовать весь свой арсенал. Но даже сражаясь на пределе возможностей, Бринн понимала, что она не ровня легендарному рейнджеру. Он был слишком стремителен, слишком искусен — почти так же хорош, как Эйдриан, если не лучше.
И все же она сражалась, вкладывая в схватку всю душу, используя весь опыт и стараясь не думать о том, что, если даже она сумеет прорваться сквозь кажущуюся непробиваемой защиту, ее меч может не причинить вреда этому потустороннему созданию!
По другую сторону возвышения, на котором стояло кресло отца-настоятеля, Эйдриан сражался с принцем Мидалисом, схожим образом превосходя его в мастерстве. Правда, молодому королю, использовавшему вместо меча посох, пришлось сменить стиль боя. Делая широкие взмахи и внезапные повороты, он заставлял древко посоха бешено вращаться в его руках.
Его стремительные действия вынудили Мидалиса отступать, не оставляя ни малейшей возможности перейти к атаке. Принц все больше проникался убеждением, что вот-вот последует удар, которого он отразить не сможет.
Наконец ему показалось, что Эйдриан открылся. С яростным криком Мидалис нанес удар, но Эйдриан рассмеялся, легко уклонившись от выпада, и обрушил Крыло Сокола на спину по инерции проскочившего мимо противника.