— Отправился с тобой? — неуверенно спросил Роджер и бросил взгляд на свою жену Дейнси, молча сидящую у стола.
Эта хрупкая женщина едва не погибла во время розовой чумы и была при последнем издыхании, когда Джилсепони привела ее к нетленной руке Эвелина Десбриса. Дейнси первой испытала на себе воздействие чуда, явленного на горе Аида, но, хотя она и оправилась от чумы, прежнее здоровье к ней не вернулось. Волосы у женщины поседели и истончились, глаза запали.
— Сначала в Дундалис, — объяснила Джилсепони. — Я должна найти Смотрителя. А потом в Эндур'Блоу Иннинес, хотя туда я предпочла бы отправиться одна.
— Хочешь расспросить кое о чем эльфов? — скептически заметил Роджер.
— А разве я могу иначе?
— А разве ты можешь рассчитывать добиться от них ответа? — возразил Роджер. — Неужели ты считаешь их друзьями? — Он покачал головой. — Они тебе не друзья. То, что произошло, доказывает…
— Дасслеронд должна ответить за это! — воскликнула женщина, и такая ярость сверкнула в ее голубых глазах, что Роджер невольно отпрянул.
И снова бросил взгляд на жену, которая одобрительно ему кивнула.
— Госпожа Дасслеронд не друг тебе, Пони.
Джилсепони начала было отвечать, но внезапно остановилась. Судя по мрачному тону Роджера, ему было известно нечто такое, чего она не знала.
— Когда ты была в Урсале королевой, эльфы приходили ко мне, — объяснил он.
— Так ты знал об Эйдриане? — гневно спросила Джилсепони.
— Нет, конечно нет. — Роджер успокаивающим жестом положил руки ей на плечи. — Эльфы пришли ко мне, настаивая, чтобы я не спускал с тебя глаз. Дасслеронд боится тебя, и всегда боялась, поскольку ты владеешь чем-то, чем не должна — в ее глазах, по крайней мере.
Женщина откинулась в кресле.
— Би'нелле дасада, — сказала она уже снова спокойно. — Госпожа Дасслеронд боится — и всегда боялась, — что я обучу эльфийскому танцу с мечом солдат Хонсе-Бира.
— Эльфов не так уж много, — заметил ее собеседник. — Она опасается за само существование своего народа.
— И это дало ей право выкрасть ребенка из материнской утробы? — возмутилась Джилсепони.
— Конечно нет, никто этого и не говорит, — вклинилась в разговор Дейнси.
— Я понимаю, что ты чувствуешь… — начал Роджер.
— Нет, не понимаешь, — возразила Джилсепони.
— У нас уже идет война, — сказал он. — Зачем тебе идти к эльфам, чтобы развязать еще одну?
— Есть вопросы…
— Все в свое время, — перебил ее Роджер.
— А я хочу сейчас! — отрезала Джилсепони. — То, что происходит в королевстве, не моя война. Будь проклят Де'Уннеро, но он и Эйдриан — проблема народа Хонсе-Бира, не моя.
— Неужели? — спросил Роджер, и она сердито посмотрела на него. — Так значит, ты готова бросить этих людей? Тех, которым служила всю жизнь?
— И отдала им все, что смогла.
— Ты теряешь больше, чем они, — сказал Роджер.
Эти слова больно задели женщину, но не изменили ее настроения.
— Я отправляюсь в Дундалис завтра утром. И буду рада, если ты, Роджер, вместе с Дейнси составишь мне компанию. А если нет, я поеду туда одна.
С этими словами она встала и покинула Чейзвинд Мэнор, самый большой особняк Палмариса, в прошлом поместье семьи Бильдборо. Джилсепони выбрала его своей резиденцией, когда правила городом сначала как баронесса, а потом как епископ; выйдя замуж на короля Дануба, она передала дом в пользование Роджеру и Дейнси.
Она, однако, не успела дойти даже до ворот, как услышала конский топот и голоса внезапно разбуженных людей. Даже отсюда, с окраины, чувствовалось, что смятение охватило весь город.
Женщина замерла, прислушиваясь.
Спустя мгновение рядом с ней оказались Роджер и Дейнси.
— Браумин поднимает народ, — сказал Роджер. — Он решил сражаться.
— И люди откликнулись на его призыв, — добавила его супруга.
Джилсепони хотела ответить, но не успела. Шум послышался совсем рядом с Чейзвинд Мэнор. Мимо ворот проскакал всадник, крича:
— Да здравствует принц Мидалис! Смерть узурпатору Эйдриану!
Лицо Джилсепони превратилось в маску ужаса и гнева, дыхание стало прерывистым.
— До этого не дойдет. — Роджер успокаивающим жестом обнял ее за талию. — Люди напуганы, вот и все. Глашатаев послали, чтобы разбудить горожан. Они не могут…
Джилсепони взмахом руки остановила друга. Она понимала: чтобы поднять народ на борьбу с целой армией, нужны именно такие, жесткие и беспощадные слова.
Но от этого слышать их было не менее больно.
— Значит, вы решили сражаться, — сказала Джилсепони чуть позже, встретившись с епископом Браумином и магистром Виссенти в кабинете Браумина в главном здании аббатства Сент-Прешес.
— У нас не остается выбора, — отозвался Браумин Херд. — Я выступил перед людьми на площади перед аббатством.
— Даже не послав сообщения мне или Роджеру в Чейзвинд Мэнор?
— Я не собирался призывать их к чему бы то ни было, — ответил он совершенно искренне. — Просто хотел понять, как жители Палмариса относятся к происшедшему, что они чувствуют.
— Ты понимаешь, о чем их просишь?
— Я понимаю, чего они от меня требуют.
— Как только епископ рассказал правду о нашем самозванце-короле и его ближайшем сподвижнике, больше убеждать людей не пришлось, — вмешался в разговор Виссенти Мальборо. — Они не желают мириться с возвращением Маркало Де'Уннеро, разве что его приволокут сюда в цепях!
— Они преданы королевскому роду Урсалов и короне, которую украли у законного короля, — добавил Браумин Херд.
Глядя на него, Джилсепони понимала, какие противоречивые чувства раздирают этого человека. Да, в какой-то степени он испытывал облегчение от того, что от жителей Палмариса не укрылась суть происходящего и они готовы поддержать его во всем, но в то же время Браумина не оставляло чувство вины и беспокойства за то, чем это может для них кончиться.
— Ты запрешь ворота и не позволишь Эйдриану войти в город?
Епископ Палмариса расправил плечи.
— Именно так.
— А что ты будешь делать, если он разобьет ворота?
— Что же нам, просто сдаться на его милость? — Херд возбужденно взмахнул руками. — Разве это дело, чтобы тот, кто сильнее, мог безнаказанно захватить трон? Разве в этой стране больше нет традиций и не действует закон?
Джилсепони не знала, что ответить на это.
— Если ты будешь сражаться вместе с нами, у нас есть шанс, — закончил он.
— Ты ведь не покинешь нас в эти мрачные дни? — спросил Виссенти.
— Да уж, мрачнее не бывает, — вздохнул Браумин. — Но сможем ли мы уважать себя, если уступим страху и пожертвуем собственными принципами? Кем мы сможем себя считать, если предпочтем выживание в ущерб душевному спокойствию? Мы знаем, что произошло, и понимаем, насколько это несправедливо.
— И ты решил вступить в борьбу с этой несправедливостью.
— Да, и думал, что ты поступишь так же. Разве не Джилсепони вместе с Элбрайном, несмотря на ужасное неравенство сил, боролась с Марквортом, душой которого овладел демон? Разве не Джилсепони готова была отдать жизнь, но не поступиться принципами?
Женщина бросила на епископа Браумина отчаянный, умоляющий взгляд и ответила еле слышно:
— Он мой сын!
— Тогда мы ни за что не победим! — Виссенти в полном отчаянии вскинул руки.
— Мы в любом случае не можем победить, — заметила Джилсепони. — Я имею в виду, здесь и сейчас. Вы знаете, что я умею искусно обращаться с магическими камнями, и думаете, что это может сыграть нам на руку. Однако я видела, насколько силен в этом Эйдриан. Никакого сравнения! Ему не составит труда разрушить ворота Палмариса, если вы закроете их перед ним.
— Тогда да здравствует король Эйдриан! — трагическим тоном воскликнул магистр, вновь заламывая руки. — И да здравствует отец-настоятель Де'Уннеро! К дьяволу традиции церкви и государства! К дьяволу…
— Существует и третий выход, — сказала женщина.
Епископ Браумин перевел взгляд на Виссенти, тот мгновенно успокоился, после чего оба воззрились на Джилсепони, горя желанием услышать ее совет.
— Вы можете оказать Эйдриану пассивное сопротивление. Дайте понять, что вы против него, если считаете нужным, но не вовлекайте в это противостояние жителей города. Направьте свою энергию в другое русло — в Вангард, например. Рассчитывать победить Эйдриана может лишь объединенное сопротивление всех противостоящих ему сил Хонсе-Бира. В его распоряжении армия Урсала, Бригада Непобедимых и многотысячный резерв, стянутый со всех провинций вокруг Энтела. Простым людям трудно разобраться в происходящем; они думают, что у нового короля есть все права на трон; к тому же притязания Эйдриана подкреплены копьями Непобедимых, что усиливает подобное впечатление. Народ начнет понимать, что к чему, только после того, как принц Мидалис публично заявит о своих преимущественных правах на трон.