— Звучит так, словно дальше ты собираешься действовать в одиночку.
Кривая усмешка вернулась на уста юноши; собственно, ею все и было сказано.
— Сегодня я открыл мятежникам — тем, кто не был убит в удовлетворение жажды крови, владеющей Де'Уннеро, — правду о короле Эйдриане. Человек, которого я вырвал из лап смерти, будет счастлив назвать меня королем и расскажет об этом товарищам. И сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них осмелился в дальнейшем поднять на меня руку. Более того, они с радостью примут своего спасителя, кем я, собственно, и являюсь.
Он скользнул взглядом по ее телу.
— Хотелось бы мне знать, когда Садья осознает эту истину?
Женщина отвела прядь волос, упавшую ей на глаза, — жест, позволивший Эйдриану понять, как сильно потрясена и взволнована обычно невозмутимая певица. Их взгляды встретились. Она первой отвела свой и повернулась, собираясь уйти.
Король легко коснулся ее плеча. Садья остановилась так резко, словно он, грубо схватив, рванул ее назад, и оглянулась. Кончики его пальцев, едва заметно прикасаясь, пробежали по шее Садьи, по ее нежной щеке.
На мгновение она закрыла глаза, глубоко дыша, но потом вздрогнула, как бы внезапно очнувшись, и на этот раз ушла не оборачиваясь.
Эйдриан знал, что ему удалось разбередить душу певицы. Да, она ушла, но он ни на мгновение не сомневался, что больше всего ей хотелось повернуться и броситься в его объятия.
Поплотнее закутавшись в одеяло, которое она накинула на плечи, как только вернулась в свое тело, Пони пристально смотрела на повелительницу эльфов. Неужели Дасслеронд благодаря магическому изумруду сумела перенести ее сюда из Дундалиса? Уму непостижимо.
— Эйдриан мой сын, — сказала она.
— Да, — ровным, без малейших признаков чувства тоном ответила госпожа Дасслеронд.
— Ты украла его у меня тогда, на поле близ Палмариса.
— Да, я сделала это, — все так же спокойно произнесла повелительница тол'алфар.
У Пони чуть ноги не подкосились. Однако почти сразу же нахлынула волна силы и возникло страстное желание броситься на миниатюрную эльфийку, задушить ее…
— Если бы я этого не сделала, вы оба, и мать, и дитя, погибли бы на том поле, став жертвами Бестесбулзибара. Жертвами того самого демона-дракона, который победил Джилсепони и был изгнан только благодаря вмешательству тол'алфар.
— Это не дает тебе права…
— Того самого демона-Дракона, который еще раньше проник в Эндур'Блоу Иннинес, после того как я вырвала из его когтей группу бегущих от него людей. Он оставил в нашей долине тлетворный след. И только ребенок, который иначе непременно умер бы там же, на поле, мог бы остановить это гниение, грозящее захватить всю нашу долину.
Признавая логику этих рассуждений, Пони никак не могла согласиться с окончательным выводом.
— Это не давало тебе права украсть у меня дитя! — отчаянно вскричала она.
Ответом ей был холодный взгляд Дасслеронд — она ясно давала Пони понять, что ее слова ничего не значили для хозяйки Кер'алфара.
Что абсолютно соответствовало действительности.
— Как ты можешь стоять здесь и смотреть на меня так, будто ничего особенного не произошло? — воскликнула женщина. — Тебе безразлично, как ты обошлась со мной? С Эйдрианом?
— Я спасла жизнь тебе и ему.
— Ты украла моего ребенка! — крикнула Пони, и, казалось, вся ее сила ушла в этот вопль, потому что продолжила она чуть слышным, дрожащим голосом: — Что тебе мешало сообщить мне о том, что произошло? Что мешало отвести меня к нему? Неужели ты не могла, по крайней мере, сказать мне, что он жив и здоров?
Дасслеронд вздрогнула, правда еле заметно; она тут же справилась с собой и ответила ледяным тоном:
— Такова цена спасения твоей жизни.
— Я никогда не согласилась бы на это!
— Это не имеет значения, — сказала хозяйка Кер'алфара. — Я действовала исключительно в интересах своего народа, поскольку речь шла, по сути, о его выживании. Только это меня волнует, а не разбитое сердце человеческой женщины. Тол'алфар не враги тебе, Джилсепони. Вспомни, когда много лет назад гоблины напали на Дундалис, только наше вмешательство спасло тебе жизнь. Вспомни, сколько эльфов погибло в войне с демоном-драконом, а ведь сражались мы не только в собственных интересах, но и во благо людей. Тебе известен секрет би'нелле дасада и многие другие тайны моего народа, и тем не менее мы сохранили тебе жизнь. Это не так уж мало. Уйми гнев, Джилсепони, здесь и сейчас. Пусть на этом наши пути разойдутся.
— Мы никогда и не шли одним путем, — бросила женщина.
— У меня долг перед своим народом, у тебя — перед своим, и это превыше всего. Сейчас долг призывает тебя сражаться с мраком, сгущающимся над твоей страной.
— Ты считаешь, что я должна вступить в борьбу с собственным сыном?
— А разве у нас с тобой есть выбор? — спросила повелительница эльфов. — Ты понятия не имеешь, кто он такой. В обращении с магическими камнями ему нет и не было равных, а в умении владеть мечом он, возможно, превосходит самого Элбрайна! У него есть Оракул — мы думали, что этот дар поможет ему в выборе правильного пути, однако ошиблись. Увы, он даже оттуда умудряется черпать лишь дурное!
— И люди, которыми он себя окружил, тоже дают ему дурные советы, — добавил Белли'мар Джуравиль, и ни Пони, ни хозяйка Кер'алфара не могли не согласиться с ним.
— Опасайся его, — продолжала госпожа Дасслеронд. — Может случиться так, что, когда ты поймешь его истинную суть, будет уже слишком поздно.
— Для тебя, хочешь ты сказать, — попыталась уязвить ее Пони.
— Возвращайся к друзьям, — не дрогнув, ответила Дасслеронд и подняла руку с изумрудом. — Одолей своего сына если не ради тол'алфар, то ради собственного народа. И, ради себя самой, забудь о нашем существовании…
Голос повелительницы эльфов звучал все тише. Пони поняла, что ее относит обратно в Дундалис. Однако гнев и ненависть к высокомерной владычице Кер'алфара по-прежнему переполняли женщину. Она нырнула в магические глубины гематита и бросилась на Дасслеронд.
Атака была столь неожиданной, что в первое мгновение Пони едва не сломила железную волю повелительницы эльфов, на протяжении столетий позволявшую той не дать погибнуть тол'алфар и их зачарованной долине.
Однако потом, к ужасу Пони, что-то начало происходить с пространством. Ландшафт мялся и скручивался. Возникло ощущение, будто она падает с огромной высоты, а земля с головокружительной скоростью летит навстречу и вот-вот поглотит ее.
Все закончилось так же неожиданно, как началось. Она лежала в холодной луже, спиной ощущая под собой глину и грязь. Тело ныло от сильного удара о землю, но тем не менее женщина поднялась на четвереньки и оглянулась.
И поняла: ее забросило в Вересковую Пустошь, безлюдную и потому кишащую гоблинами местность далеко к западу от Дундалиса. Она огляделась, хотя и понимала, что никого из эльфов рядом нет.
Сознавая, что без пищи и оружия надежды на спасение почти не осталось, она уткнулась лицом в грязные ладони.
ГЛАВА 17
ПОЯВЛЕНИЕ ДРАКОНА
Тогайранка пришла в себя, только когда рядом с ней с грохотом приземлился Аграделеус.
Лежащий на песке у ее ног ятол Бардох, сознание того, что родители наконец отомщены, — все это заставило Бринн мысленно вернуться во времена детства, прошедшего в тогайских степях. Его трудно было назвать счастливым: бехренцы жестокими методами завоевывали страну, и не желающие подчиниться им родители девочки почти все время находились в бегах. Тем не менее отец и мать любили Бринн и воспитывали в духе прежних традиций. За те несколько лет, что девочка прожила с родителями, они дали ей очень много: научили ее понимать, что существует нечто большее, чем она сама, чем даже все они, вместе взятые; научили жить в гармонии с душой мира, со всеми растениями и животными, обитающими рядом с ними.
А потом они погибли от рук вот этого самого бехренского военачальника, чье обезглавленное тело сейчас истекало кровью у ее ног.