— Хурр-хурр. Здорово, сэр и мисс, о-очень приятно, о-очень.
Дотти легко выпрыгнула на берег и присела в изящном реверансе:
— Хурр-хурр. Добрый день, сэр Рогг. О-отличная пого-ода! Прекрасно выглядите, про-осто здо-орово!
Рогг удивленно развел свои роющие когти:
— Наш разгово-ор! О-отлично, мисс, где о-обучались?
— У моей мамочки подруга-кротиха, Блосом Бонн, она со мной с малых лет возилась, хурр-хурр-хурр.
Груб только развел лапами, обратившись к Броктри:
— Во шпарят! Понимать-то я всегда кротов понимал, но чтобы так легко говорить… Куда там!
— Да, здорово у нее получается, — согласился барсук, следуя вместе с Грубом за непринужденно болтающими кротом и зайчихой.
Рогг Длинная Ложка жил в роскошной пещере под корнями большого бука. Задумчиво осматривался в пещере лорд Броктри.
Свисающие с потолка пещеры корни делили помещение на множество уютных закутков. Дотти уселась в удобное кресло в одной из таких ниш, а кротовый народ, взбудораженный вестью о зайчихе, которая говорит на их языке, спешил посмотреть на нее.
— Хуррр… Я — дед Клобб, мисс, во-от моя дорогая бабушка Домбрел. Мы вас приглашаем пообедать с нами, надеюсь, согласитесь, мисс?
— Спасибо, дед Клобб, сэр, хурр-хурр, о-очень, о-очень рада.
Груб и Броктри уселись на поросший мхом выступ у стены, и вокруг тотчас столпились кротята. Голос самого маленького гудел, как судовая сирена.
— Здорово, сэр. Здорово, другой сэр. Я — Неуема.
— Заметно, заметно.
— Хо-о, хо-о, мама то-оже так думает, хурр-хурр. А вы какой крот, сэр? Я никогда не видел такого, с полосатой головой.
— Я — барсуковый крот. А мой друг — выдровый крот.
— Ого-гоо, мно-ого, мно-ого вам надо было лопать, чтобы в ро-ост пойти. Большо-ой, большо-ой.
Груб подмигнул барсуку и объяснил:
— Так дело не в еде. Надо просто мыться чаще, вот и все. Мы пять раз в день моемся чисто-чисто, поэтому такие большие выросли.
Неуема сморщил мордочку:
— Брррр! Хррр! Лучше останусь маленьким…
Появился Рогг и, размахивая листом щавеля, прогнал кротят:
— Во-он, во-он, Неуема, Затычка, Подкрадушка! Дайте гостям поко-ой, поко-ой! О-отдых, о-отдых! Хурр! Бегите на кухню, поможете там, но сначала лапы вымойте чисто-чисто!
Оставленные публикой, путешественники расслабились. Броктри и Груб растянулись на моховой подстилке, Дотти развалилась в кресле, наслаждаясь ароматами, доносящимися из кухни. Она неторопливо рассматривала уютную пещеру. Разных цветов фонари висели между корней, в стенах устроены полки, на полу расстелены тростниковые циновки. Возле тлеющих углей очага дремали два черно-оранжевых жука-могильщика, которых держали в качестве домашних животных. Они подбирали крошки, рассыпаемые повсюду детьми. Закрывая глаза, Дотти вздохнула. Какое уютное местечко! Настоящий дом.
Уже вечерело, когда Резвый свалился без сил. Он жутко устал, его мучила жажда, за день напекло солнце, и к тому же старый заяц бежал без передышки уже почти двое суток. С повисшей головой, он плелся, еле волоча лапы по равнине. Ковыляя полубессознательно, он сначала даже не понял, что свалился. Сухой язык высунулся изо рта, задние лапы еще подергивались в ритме бега, поднимая облачка пыли. Полубезумными глазами он уставился на камень, воображая, что видит перед собой своего сурового вождя.
— Честное слово, сэр, — прохрипел заяц, еле шевеля языком, — ни одного зайца… нигде. Я пытался, как мог, во, но, увы, все молодые зайцы покинули страну…
Глаза его закатились, и Резвый потерял сознание.
С камня неподалеку за ним внимательно следила ворона. Она осторожно подлетела и опустилась совсем рядом. Подкравшись к зайцу, птица слегка клюнула его в ухо. Никакой реакции. Птица осмелела и обошла неподвижное тело, оценивая свою добычу. Она уже собиралась клюнуть зайца в глаз, когда камень, запущенный из пращи, сшиб ее с ног. Сердито каркая, ворона взлетела и поспешила прочь: второй камень просвистел мимо, чуть не задев крыло.
К Резвому спешили Беддл и еще пять молодых белок.
— Капельку воды на язык ему, не больше…
— Бедный старый дурак, Юкка сразу поняла, что он далеко не уйдет. Глянь на лапы!
— Да, сбил в кровь. У тебя с собой твои травки, Руро?
— Сейчас посмотрим… Подлесник, щавель, мох… — Добавив воды, она сделала компресс. — Его счастье, что Юкка направила нас вдогонку. Беддл, можешь сделать носилки?
Беддл не спеша стащил с себя рубаху, продел в рукава два копья. Потом он обратился к младшему спутнику:
— Груд, давай и свою.
Груд нехотя стащил с себя требуемую одежду. Беддл сурово напомнил:
— И следи за языком, или получишь по ушам дважды, сейчас — от меня, потом — от Юкки.
Бледный лунный свет пробивался сквозь кроны сосен. Небольшой костер, спрятанный между камнями, излучал приятное тепло. Резвый осознал, что над ним маячат силуэты белок. Он услышал тихий голос:
— Юкка права, жить он будет.
Выплыли из тьмы грубоватые черты самой Юкки Пращи.
— Любой другой старик твоего возраста погиб бы после таких упражнений.
Резвый облизнул губы и прохрипел:
— Я умру с оружием, в бою. А пока я просто болтаюсь тут и мешаю тебе, друг.
Юкка хмыкнула:
— Слышала я о тебе, лихой ты воин. Сейчас отдыхай.
Выпей бульона и спи. Утром поговорим.
Об отдыхе старый заяц не хотел и думать, но не успел он выпить и половины кружки грибного бульона, как его одолел сон.
Он проспал и утро, и день, проснувшись лишь к вечеру,
— Ну, как лапы? Да что тут спрашивать, болят, конечно.
Резвый сел и дал Руро сменить повязки.
— Если затянуть потуже, я снова побегу.
Руро покачала головой:
— Куда ты побежишь? Юкка с тобой хочет поговорить. Поешь и снова отдыхай.
Заяц попытался встать, но резкая боль в лапах свалила его.
— А где Юкка?
Ответил Беддл, принесший пищу:
— Она вернется, когда стемнеет. И принесет новости о твоей горе. Давай, давай, не валяй дурака, ешь. Надо питаться, чтобы жить.
Резвый схватил картофелину и пирожок с орехами.
— Спасибо, ты прав, друг, но это вы валяете дурака, откармливая старого зайца, во… Это там что, тертая морковка?
Юкка Праща вернулась уже после полуночи. Она села, переводя дыхание и потягивая бузиновое вино.
— Как наш заяц, спит?
Руро подкинула в костер сухое сосновое полено.
— Он проснулся, съел громадную кучу всего и снова заснул. Разбудить?
Предводительница отставила вино:
— Не надо, пусть спит. Не из-за чего его будить. Плохие новости.
— Значит, гора Саламандастрон захвачена?
Юкка протянула лапы к огню: с моря тянуло прохладой.
— Да, синие захватили ее. Я не смогла подобраться слишком близко, но издали видела, как эта нечисть карабкалась по склону. Они волокли свои знамена, чтобы их там вывесить. Печальный день для всего западного побережья, Руро.
Беддл сидел на корточках, готовя для Юкки еду.
— Может, надо было все-таки помочь старикам, Юкка?
— Не говори глупостей, Беддл. Сейчас нашими трупами играли бы морские волны. Лорд барсук и его зайцы были храбрые, бешеные звери, и они выполнили свой долг. Все было предрешено.
Капли дождя, просочившиеся сквозь кроны сосен, разбудили зайца на заре. Юкка сидела рядом, завернувшись в одеяло. Отвернувшись от Резвого, она возилась с закрытым в каменной печи костром, разгребая пепел и раздувая угли. Голос зайца ударил ее сзади, как бич:
— Скажи мне, что случилось с горой.
Юкка не повернулась, но ответила зайцу.
Когда весь лагерь белок уже был на ногах, Резвый стоял, придерживаясь за ствол сосны. Юкка сидела перед ним. У ног зайца стояла нетронутая тарелка с едой.
— Никто ничего не смог бы сделать, Резвый. Давай ешь. Я слышала, что у тебя неплохой аппетит.
Тарелка взвилась, посланная в воздух ударом заячьей лапы. Глаза его окаменели, в голосе слышалось презрение:
— Я не ем с трусами.
Юкка вскочила с пращой в руке:
— Никто не смеет назвать Юкку Пращу трусихой!