— Да, а когда мы вернулись, все уже ушли, о могущественный.
— Но мы не отдыхали и ничего не ели, господин. Мы искали своих, как вдруг нас окружили. Это была полосатая собака и два десятка его кроликов.
— И вооружены они были как следует. Мы дрались отчаянно, кровь была везде.
— Их было слишком много, о могущественный! Они забрали провизию и, подумав, что мы убиты, ушли.
Унгатт-Транн набросился на злополучную пару, как коршун на цыплят. Крысы заверещали, когда когти дикого кота вонзились в их шкуры. Он встряхнул обоих, сломав им шеи, и мощным броском вышвырнул их трупы из окна на скалы. Дыхание его при этом оставалось ровным, на морде не было и следа недовольства или гнева, когда он отвернулся от окна. Он безучастно уставился на Гроддила и капитана Свинча, как будто ничего не произошло.
— Завтра на рассвете вы вернетесь к выполнению своей задачи. Полосатая собака жива и прячется внизу со своими зайцами. Он от меня не уйдет, потому что вы его найдете. Возьмите столько солдат, сколько считаете нужным, возьмите припасы, факелы, все, что вам надо, но помните: вернетесь с пустыми руками — и вы пожалеете, что не умерли быстро, позавидуете тем двум дуракам, которые только что пытались врать мне в глаза. Ваша смерть будет гвоздем сезона, отличным для всех примером. Вы хорошо поняли мои слова?
Свинч и Гроддил, кланяясь, попятились.
— Как прикажете, о могущественный!
Унгатт-Транн отвернулся от окна и проследовал в обеденный зал. За ним семенила Гранд-Фрагорль. В углу толпились шесть десятков зайцев, охраняемых вооруженными синими. Капитан Роаг, лихая ласка, ловко отсалютовал дикому коту:
— Шестьдесят ничтожных душ ожидают вашего суда, господин.
Как обычно, за хозяина ровно, без интонаций говорила Гранд-Фрагорль:
— Вы, длинноухие, — существа низшего вида, которым не следует существовать даже в тени высших существ. Только от моего повелителя зависит, будете выжить или нет. Наш повелитель — Унгатт-Транн, срывающий звезды с небосвода, сотрясающий недра земли! Выживете отныне лишь для того, чтобы служить ему, вы рабы его. Если будете работать плохо, ежедневно одного из вас будут сбрасывать с самого верха горы. Жизнь ваша и товарищей в ваших собственных лапах.
Ухопарус не сдержалась и выкрикнула:
— Я надеюсь дожить до того дня, когда тебя скинут с верхушки горы, кот!
Ближайший крыс-охранник сбил ее наземь, ударив тупым концом копья в лицо. Он тут же перехватил копье, чтобы убить старую зайчиху.
Унгатт вмешался:
— Стоп! Подожди. Оставь ее.
Расступившись, охрана пропустила Унгатт-Транна к поверженной зайчихе. Он остановился над ней и покачал головой:
— Хотел бы я, чтобы у моих воинов был такой боевой дух. Почему ты так преданна этому старому дураку, полосатому псу?
Как будто не замечая распухшей челюсти, Ухопарус поднялась и выпрямилась:
— Тебе этого никогда не узнать, кот. Да ты бы и не понял, если бы я даже попыталась это растолковать.
Дикий кот стоял, расставив лапы и спокойно улыбаясь:
— Что я хорошо знаю и умею — это война. Я господствую при помощи страха, а не преданности… А ведь вы, должно быть, знаете, где скрывается бывший повелитель Саламандастрона.
Ухопарус с вызывающим видом хранила молчание, языком пробуя качающийся после удара зуб. Дикий кот с восхищением потряс головой.
— Вижу, что знаете. Возможно, вы и ваши зайцы скорее умрете, чем выдадите своего вождя и товарищей. Но это не важно. Он от меня не уйдет. А вам советую запомнить, что до самой смерти вашей вы — мои пленники, рабы.
В ответ зайчиха положила одну лапу на лоб, а другую прижала к груди и улыбнулась:
— Ничего подобного, кот. Мы свободны. И здесь, в наших помыслах, и здесь, в сердцах.
Унгатт равнодушно отвернулся и отошел, уже на ходу бросив:
— Не слишком заноситесь, не то я вам покажу, как легко сломить дух любого существа.
Вдогонку раздался слитный рев из всех заячьих глоток:
— Еула-ли-а!
Шепнув что-то Фрагорли, дикий кот оставил обеденный зал. Гранд-Фрагорль обратилась к зайцам:
— Его могущество приказал не кормить вас в течение двух дней за вашу неподобающую наглость. — Она повернулась к охране. — Увести их и запереть!
Прежде чем охранники успели подойти к зайцам, чтобы копьями погнать их в темницу, Торлип, бравый, прямой как струна старый заяц, отрывисто бросил несколько слов команды:
— В колонну двенадцать по пять, живо, бодро, стройся!… Животы убрать, плечи развернуть!… Равняйсь! Смирррна! Правое плечо вперед, шаго-о-ом… марш! Ать-два-а! Ать-два-а!
Они торжественным маршем протопали до самой пещеры, места своего заключения, окруженные недоумевающими крысами, которые не могли понять, как пленники могут петь, да еще так громко, бодро и храбро.
Унгатт-Транн слышал пение от главного входа со стороны берега. Он осмотрел обугленные ворота, еще висевшие на мощных кованых петлях, затем обозрел побережье, кишевшее множеством крыс. Он пробормотал себе под нос, ни к кому в особенности не обращаясь:
— Вот дурни… Старые дурни…
Он хотел еще постращать своих рабов, но тут на него нахлынуло видение. Другой барсук, большой, темный, угрожающий, как боевой меч на его спине. Выпрямившись, дикий кот уставился в морскую даль. Непонятно почему, его решимость поколебалась. Не ясно, когда и откуда появится этот воин-барсук. Но дикий кот был уверен, что однажды он объявится здесь.
Поток петлял по зеленому спокойному лесу. Впервые все четверо путешественников провели вместе целый день. Дотти и Гурт сидели на носу «судна», упражняясь в кротовом языке, Груб и Броктри гребли, сидя на корме. Груб одобрительно кивнул в направлении бархатной спины нового члена команды:
— Похоже, повезло нам с ним. Сегодняшним завтраком он папашу не опозорил. Классный повар!
Броктри согласно кивнул и добавил:
— И не боится воды, в отличие от большинства кротов. Выглядит таким же сильным, как ты да я.
— Ну, скоро увидим. Эй, там, на носу, возьмите-ка весла да добавьте нам скорости!
Гурт сначала греб неуклюже, но скоро наловчился, и дело пошло лучше. Наслаждаясь греблей, он все время радостно восклицал:
— Хурр-хурр, вот здорово! Дотти, это лучше, чем кротовый ход рыть, лапы чистые, и все видно! О-отлично на реке, о-отлично!
Зайчиха почувствовала, что выдыхается, пытаясь выдержать предложенный Гуртом темп. Она поражалась силе и выносливости крота.
— Где ты столько силушки поднабрал, Гурт? — жалобно пискнула Дотти.
— Это все добрая еда, хурр. Все доедаешь — силу собираешь, мама говорила. Есть да спать — силу набирать, отец так учит.
Ближе к полудню с южной стороны показалась заводь. Чуткие уши Дотти уловили какие-то звуки, и она обратилась к Броктри:
— Послушайте, сэр, там что-то странное творится. На до бы сползать да проверить.
Лорд барсук хотел завернуть в проток, но устье было непроходимо забито речным мусором.
— Здесь не пройти. Наверное, придется вылезать на берег и топать посуху.
— Давайте поближе, я тут попробую, разберусь, что к чему, — предложил Гурт.
Он осмотрел завал, схватил толстый буковый побег и рванул его. Преграда развалилась, образовался проход.
— А теперь заруливаем сюда полегонечку… Груб хмыкнул:
— Вот не ожидал! Здорово, ничего не скажешь.
Путь по заводи оказался нелегким. Весла запутывались в водорослях и стеблях кувшинок. Вопли и шум в камышах стали слышнее.
— Обгони негодяя! Отрежь его, Ригго!
— Есть!… Нет… сорвался, заморыш…
— Кангл, Ферриб, вот он! Хватай его! Последовали резкий вскрик и всплеск.
— Ой-ой! Уколол меня, негодник! Он свалился!
— Шерсть и когти! Доигрались, вон щука летит! Бревно прорвало заостренным концом завесу камышей, и путешественникам открылась невеселая картина.
Несколько землероек возбужденно подпрыгивали, дико жестикулируя и указывая на воду. Крохотный ежонок второй раз ушел в глубину заводи, вынырнул, булькая и отплевываясь. Ему угрожала смертельная опасность. К нему скользила, время от времени разевая пасть и поблескивая рядами острых зубов, здоровенная щука. Спинной плавник ее, облепленный водорослями, торчал над водой.