— Всё? Вопрос решили? — уточнил я.
Аня взяла цепочку, полюбовалась на играющие отблески огонька на тускло блестящем в полумраке медальоне, глянула на меня и кивнула:
— Решили. Спасибо огромное.
— Тебе действительно нравится?
— Да, — ответила девушка и замолчала, продолжая рассматривать подарок.
— Хочешь, я цепочку помогу надеть? — спросил я. — Посмотрим, как она будет на тебе смотреться.
— Зеркала нет, — огорченно вздохнула Аня.
— Найдем, — отмахнулся я, — На крайний случай, спросим у тетки, которая нам бутерброды принесла. У неё точно должно быть. Так что, надеть?
Аня чуть покраснела и кивнула.
Я аккуратно взял цепочку из маленькой ладошки. Развел края, переместился за спину подруги. Аккуратно отодвинул в стороны густые черные локоны, прикоснувшись подушечками пальцев к шелковистой, покрытой нежным пушком коже. Девушка напряженно окаменела. Я нагнулся, касаясь губами маленького розового ушка, и прошептал:
— Не напрягайся так, я не кусаюсь.
— А я и не напрягалась, — фыркнула Николаенко, снова становясь самой собой. — Даже не думала.
Застегнул замок, и цепочка тонкой нитью упала на белоснежную шею, переливаясь в свете свечи, холодным металлическим блеском…
Два часа пролетело незаметно. Мы отдали должное бутербродам, сочным горячим шашлыкам, свежей зелени, сочным тепличным помидорам и хрустящим ломтикам огурцов. Вспомнили былые деньки в «Знамени» и школе. Порадовались за Олю, которая в чутких руках Ани оттаивала, и всё больше становилась похожей, на обычную маленькую девочку, приветливую и добрую. Подруга планировала в будущем забрать ребенка к себе, когда закончит институт, устроится на работу и обзаведется жильем, и уже на полном серьезе называла воспитанницу «младшей сестренкой». Поговорили о музыке и литературе. Аня обожала стихи. С упоением декламировала Есенина, Блока, читала стихи Окуджавы и Визбора, часами не могла оторваться от Бернса и Байрона в переводе Маршака. Любила кино. Тридцать первого декабря и первого января, когда я сидел в доме у Ивана Дмитриевича, прошла премьера двухсерийного фильма Леонида Квинихидзе «31 июня». Аня с восторгом вспоминала эту картину: потрясающую игру Трубниковой, Еременко-младшего, пронзительный вокал Долиной и нежный проникновенный голосок Мелисенты в исполнении Анциферовой. Минута бежала за минутой, час за часом, но для нас время застыло…
Очнулись только, когда на пороге появился Сергей Иванович.
— Всё, пора закругляться, время, — постучал он пальцем по циферблату часов.
— Пусть счёт принесут, — попросил я.
Через минуту тетка положила перед нами листочек. Девять рублей две копейки. Неплохо так, для деревенского кафе. Цены почти как в ресторане.
Я достал бумажник, выудил пальцами десятку и две желтые купюры по рублю, положил на стол и сказал:
— Сдачи не надо.
Тетка проворно сгребла деньги, одарила меня насквозь фальшивой улыбкой:
— Приходьте ще.
— Обязательно, — усмехнулся я, и когда она удалилась, добавил: — Как только, так и сразу.
Когда мы уже были у входа, в кармане куртки майора неожиданно заговорила рация.
— Пятый, как слышно? Седьмой на связи.
Лицо капитана окаменело.
Он выхватил серебристый прямоугольник рации, приблизил к губам:
— Пятый на связи. Седьмой, слушаю вас.
— Сюда направляются три машины: белая «волга», красная «шестерка» и иностранная, похоже «опель». Только что повернули на трассу к кафе. Какие будут указания?
8 марта. 1979 года. Подмосковье. Кафе «Лесное» — полет в Ставрополь
— Седьмой, будь на связи. Через пару секунд скажу, — рявкнул майор.
— Есть, быть на связи, — отозвалась рация.
— Данилыч, ты же говорил, что здесь зимой почти нет народу и ты никого не ждешь? — хмурый майор сверлил насупившегося бородатого тяжелым пронзительным взглядом.
— Так и есть, — развел руками мужик. — Истинную правду сказал.
— Кто же к тебе тогда едет? — ядовито поинтересовался Сергей Иванович.
— А хрен знает, кого нелегкая принесла, — сокрушенно вздохнул бородатый, и сразу же встрепенулся. — Погоди, машины там какие?
— Белая «волга», красная «шестерка», и «опель», — проинформировал майор.
— «Опель», это иностранная, что ли? — мужик задумчиво почесал шею за кудлатой бородой.
— Да.
— Цвет какой?
— Седьмой, какой цвет у «опеля»? — гаркнул Сергей Иванович в рацию. — Прием.
— Темно-синий, — прогремело в ответ.
— А, этих знаю, — оживился бородатый. — Це детишки наших больших начальников. «Шестерка» — Сашкина, сына председателя райкома, белая «волга» — дружка его, Олега. У него батя — шишка какая-то в московской прокуратуре. Иностранная машинка — третьего из компании — Сереги, сына твоего коллеги, тоже гэбэшника в высоких чинах. Не знаю, чего их сюда потянуло, да ещё и зимой. Обычно они в теплое время заезжают, шашлыка поесть, с девками погулять. А вообще…