Выбрать главу

Девчонки развесили на потолке и стенках гирлянды лампочек. Кто-то из умельцев притащил самодельную цветомузыку. И Новый год прошел замечательно. Задорно завывали «Бонни М», звучали заводные ритмы «Аббы», проникновенные медленные синглы Дассена вперемешку с песнями Ротару, Лещенко, Кобзона, Пугачевой, «Песняров» и других советских исполнителей. Сверкала разноцветными огнями цветомузыка, а ведущие — Таня и Лена из ближайшего окружения Вероники в перерывах развлекали публику веселыми играми и конкурсами.

Но, конечно же, Вероника не была бы собой, если бы не позаботилась об информационном обеспечении праздников. Она тактично намекнула Приходько и Морозову, что неплохо бы пригласить местных журналистов в Дворец Пионеров и на дискотеку. Пусть местные «акулы пера» оценят, как власть заботится о детях и организовывает досуг молодежи. Лишняя реклама не помешает.

За порядком в обоих местах приглядывал патруль ППС и несколько наших ребят с красными повязками. И все прошло без эксцессов. Почти. Какая-то блатная сельская компашка пронесла на дискотеку пару бутылок водки и принялась их распивать прямо в танцзале, докапываясь до девчонок и парней. После небольшой потасовки водка была отнята, а хулиганы скручены дружинниками и присутствующими парнями из «Знамени», выведены на улицу и сданы милиции…

Статьи, впечатленная местная пресса, написала отличные. И не только в «Новоникольском рабочем» и «Известиях Новоникольска». Приятным сюрпризом для клуба стало, что большой хороший материал с фотографиями с названием: «Красное Знамя, изменившее город», вышел в «Ровеснике».

К моменту нашей встречи Ивашутин получил развернутые доклады о «Красном Знамени» от милиции, Комитета, райкома комсомола, поделился материалами с заинтересовавшимся темой генсеком, а взамен получил записанный на пленке разговор с московскими журналистами «Комсомолки» и «Человека и Закона». Но этим Петр Иванович не удовлетворился. По его приказу к нам в командировку поехали стажеры-опера Комитета с заданием, пообщаться с народом и собрать всю информацию о «Красном Знамени», и положительную, и негативную. Полученным результатом председатель КГБ остался доволен, и к моменту нашего разговора владел информацией о клубе, его руководстве и членах, чуть ли не лучше меня.

Но, несмотря на это, Ивашутину было любопытно поговорить со мной и Зориным, и сравнить полученные данные с тем, что мы рассказывали, узнать о наших планах и предложениях по дальнейшему развития «Красного Знамени».

Заодно председатель КГБ настоял, чтобы я переехал в Москву, как можно быстрее. Жить в Новоникольске уже было нельзя. Пришлось объяснять, что родители переживают за меня, особенно после побоища на пустыре. Надо поговорить с ними, особенно с отцом, приезжающим с командировки и ещё не видевшим меня. Петр Иванович выслушал, и неохотно согласился отпустить меня под напором аргументов. Заодно пообещал позвонить бате, чтобы он меня «сильно не давил».

В Новоникольске после объятий с улыбающимся отцом, счастливой мамой и весело прыгающей Машей, меня ждал ужин. А потом, когда я умял полную тарелку матушкиных тающих во рту сырников, родительница под многозначительным взглядом бати, увела малявку смотреть «Спокойный ночи, малыши» и сделала звук телевизора погромче, явно для того, чтобы ребенок не слышал наш разговор.

Ивашутин выполнил своё обещание, и пока я ехал обратно, позвонил отцу. И батя, как человек военный, «сильно давить» меня не стал. Но попытку разобраться, что произошло, всё-таки сделал. Его очень интересовало, куда я исчез, что было на пустыре, и как это связано с гибелью деда. Как мы уговорились с Петром Ивановичем, сообщил ему всё в общих чертах: вместе с дедом случайно узнал о готовящемся перевороте в стране, и все последующие события с этим связаны. Какие? Перестрелка на даче и гибель деда, трупы на пустыре, моё последующее исчезновение, например. Нет, подробно рассказать не могу, даже отцу. Связан подпиской о неразглашении государственной тайны. Может, когда-то потом, если разрешат.

После короткого препирательства папа был вынужден, стиснув зубы, принять мои объяснения. Но пару раз в его глазах мелькало такое выражение, что он вот-вот перестанет сдерживаться и набьет мне морду. Но сдержался, слава богу.