Аграрники тоже без дела не оставались и уже трудились в первых теплицах на заднем дворе гостиницы, который стал полигоном для испытаний фильтрующих подушек Маркуса. Мы с ним пытались найти уравнение для оптимального соотношения фильтрации окружающего воздуха от человеческих запахов. Для этого мы создали купол над задним двором: металлические профили формировали сетку из прутов, на которую мы устанавливали фильтрующие прокладки, каждый день меняя их размещение. Фактически мы пытались вычленить уравнение распространения запаха посредством диффузии и конвекции. Мы тоже день и ночь пропадали в Хрониках, изучая практическое применение Броуновского движения молекул. Но мы продвигались медленно, слишком много переменных в уравнении: скорость ветра, температура, влажность, давление, даже солнечная радиация то и дело вносила свои коррективы, а качающая головой Арси, выносила вердикт: пусть Падальщики и отваживали зараженных от подножия гор, используя приманки, те все равно один за другим возвращались обратно, чуя запахи десятков людей, трудящихся в открытых теплицах.
— Цепная миграция ослабла, интенсивность зараженных масс примерно в шесть раз меньше первоначальной, — утешала Арси, видя наши измученные проблемой лица.
— Но они все равно прибывают. Если прибыл один, то прибудут и другие. Продолжаем эксперимент, — решал Маркус.
Его упрямство и безустанность мне импонировали, я и сам такой. Разница между нами в том, что я выносливее благодаря вирионам в крови, и тем не менее Маркус не давал мне ощутимой форы, я каждый день чувствовал себя школьником на экзамене строго преподавателя, а ведь я живу на земле уже семьдесят лет. В два раза больше Маркуса!
Вот и сейчас он, не побоюсь этого слова, которому меня научили друзья Тесс, выпендривается, сидя на перекладине между металлпрофилями на высоте четырех метров над землей. Он отвинчивал рамы ферментированной прокладки, чтобы снова поменять ее расположение. Мы добавим еще десять таких подушек, пропитанных ферментами Геркулеса, которые должны замаскировать человеческий запах, исходящий от аграрников, радостно прыгающих сейчас вокруг первых ростков белокочанной капусты.
Недооценил я жителей Желявы. Когда две недели назад Тесса привезла сюда двести пятьдесят голодных оборванцев, я схватился за голову, высчитывая, сколько усилий и ресурсов понадобится для содержания такого количества нахлебников, которые ни выйти из подвала не могут, ни помочь Свену в готовке на целую армию. Первые несколько дней мы с Тесс ссорились ежеминутно, обвиняя друг друга в отсутствии поддержки, каждый считал свою сторону правой, потому что у каждого было весомых аргументов с целый амбар.
Но потом свою лепту внесла Алания — мудрый человек, которых я уже давно не встречал.
— Желявцы не беспомощные котята, — повторяла она каждый день, — за десятилетия подземной жизни в них скопился огромный потенциал. Помоги выпустить его, помоги обратить его нам на пользу.
А потом все стало разрешаться само собой. Сначала инженеры выдвинули обоснованные идеи по герметизации одного гостиничного крыла, к их энтузиазму присоединился Маркус со своими исследователями и уже варил линимент, рецепт которого изготовил еще десять лет назад, ну а Падальщики были за любой кипиш и уже снаряжали одну экспедицию за другой, подпитывая вдохновения смышленых котят.
И сейчас, наблюдая за тем, как быстро тут обосновались желявцы, которые уже соорудили два ряда стеллажей в теплице и уже что-то вырастили на своих удобрениях, я осознал ошибочность своего предрассудительного мышления.
— Не пытайся контролировать все. Отпусти людей. Дай им развернуться. Вот увидишь, они окажутся полезными, — успокаивала Алания, которая больше остальных понимала, что мне нелегко психологически, ведь мое одинокое существование резко оборвали.
Сначала безрассудная Тесса появилась на пороге, потом БМП, потом зараженные особи начали ютиться в подвальных камерах, а потом на голову свалилась куча людей. Я едва поспеваю за скоростью развития событий, потому что сорок лет прожил в относительном одиночестве на мертвой планете, окруженный лишь своими мыслями и призраками прошлого.
— Отпусти их в свободное плавание, позволь им развиваться. Подсказывай, ограждай от опасностей, учи, но не сдерживай их порывы изменить здесь жизнь. Вот увидишь, пройдет немного времени, и они удивят тебя своим прогрессом.
Алания как в воду глядела, и висящий над моей головой Маркус с высунутым набок языком от усердий экспериментально проверить новую гипотезу, на фоне шестерых аграрников, водящих вокруг стеллажа хоровод, ярче всего доказывали правоту мудрой женщины.
Когда мы закончили с перегруппировкой прокладок на куполе, он стал казаться еще более нелепым.
— Как будто под паутиной с кучей дохлых мух, — точно описал Маркус, смотря наверх.
Я ухмыльнулся.
— Арси, купол готов. Обновляй программу слежения, — произнес я в рацию.
— Поняла. Отсчет особей обновлен, — ответила она.
Маркус хлопнул меня по плечу. Он всегда так делал, словно подбадривал. Хотя мне все больше казалось, что таким жестом он подбадривал сам себя, потому что уже хорошо изучил мой вездесущий и непобедимый скептицизм. Это уже десятая попытка. И что-то мне подсказывало, что их будет еще сотни.
Мы уже собрались покинуть двор, как раздался приглушенный гул двигателей. Я пошел встречать Падальщиков.
Один за другим могучие Аяксы въехали на площадку перед входом в гостиницу. Водители ловко припарковали грузные и на удивление маневренные машины в ряд задней дверцей ко входу «Умбертуса». Двигатели замолчали, внутри машин слышался задористый смех. Я закатил глаза, Падальщики уже не стремились быть тише воды, ниже травы. Совсем страх потеряли со всеми этими новыми, не побоюсь и этого слова, прибамбасами типа линимента, электропуль, мутантов среди них.
Наконец двери открылись, и из машин показались грозные фигуры в мощной зимней экипировке. Бойцы выносили блоки с плексигласовыми пластинами, какие-то связки были еще в промышленной упаковке.
— Держи, держи!
— Давай аккуратнее!
— Дверь открой!
Бойцы быстро разгружали машины, мне вообще они все больше нравились. За время совместной службы Падальщики научились читать мысли друг друга, они быстро понимали, что от них требуется, проявляли инициативу, гибкость в переговорах.
Кроме Тормунда.
Этот парень словно жил в параллельной вселенной, изредка пересекающейся с нашей. У него всегда было собственное мнение на все, он поступал, как хотел, и лишь богу известно, как Падальщикам удавалось преуспевать с этим сумасшедшим в их рядах. Тесса объяснила это тем, что каждый отряд Падальщиков своеобразен, но тем их единство и неуязвимо — все тылы всегда будут прикрыты, потому что тут куча ненормальных людей, которые видят проблемы с разных сторон. Так я открыл новую Тесс: несмотря на постоянные подтрунивания в ее адрес со стороны Тормунда, она не придавала им значения и видела в этом странном парне надежную опору.
— Эй, давайте понежнее с грузом! Это вам не ванильные печенюшки Свена, которыми можно стены крушить!
Странным образом в этом я с Тормундом был согласен. Свен был неважным поваром.
— Интересно, что он наварил сегодня? Есть хочется аж до тошноты! — стонал Легавый.
— Да ты жрешь больше остальных! — выплюнул Фунчоза.
— Неправда!
— А кто ночью под подушкой ржаные хлебцы точит? — не отставал Тормунд.
— Что?
Падальщики разом остановились.
— Так это ты Ночной Жрец? — воскликнула Бридж. — Я же говорила тебе, что то были крошки, а не таракашки! — с этими словами она ударила Калеба по плечу.
— Как тебе не стыдно, Легавый?
— Мы все делим поровну!
— Откуда ты достал хлебцы? Свен запирает кухню!
— Эй! — Легавый прикрикнул на ворчащих солдат. — Хочешь быть сильным и здоровым? Ешь один и в темноте! — гаркнул он и пошел прочь.