— Представляешь, да? Что за ерунда? Люди жили в одном месте, а на работу ездили в другое! Зачем? Ведь можно жить и работать в одной комнате!
С этими словами Куки указала рукой на лабораторию. Мы жили в небольшой комнатушке посреди химической и биологической лабораториями, недалеко от спальни Кейна и Тесс. Нам не нужен был целый автобус, чтобы дойти от двери до двери.
— А сменить обстановку не такая уж и плохая идея. Мы могли бы поселиться в одном из маленьких домов Бадгастайна, и каждый день приходить сюда на работу.
— Было бы чудесно! Отдельный домик с отдельным садом и отдельной комнатой для меня и Хайдрун!
— Хайдрун?
— Конечно! У нас же с ней ателье! Только тогда надо будет и Зелибобу с собой брать. О! Тогда нужен домик с двумя спальнями. Верно? Погоди, нам еще нужен Ульрих, чтобы манекенов клеить, и Миша каждый день со швейными машинками возится, они старые и заедают, нужно смазывать. Но если мы возьмем и их двоих, то придется взять Фабио, потому что он без них жить не может. Я думаю, они и Томаса за собой поведут, потому что, ну, ты же знаешь этих инженеров, они как четыре болта одной конструкции.
— Но Тесса не оставит брата без присмотра. Придется взять и ее.
— А за ней попрется Кейн. А он день и ночь работает в лабораториях.
— Значит, надо будет перевезти лаборатории?
Мы смотрели друг на друга с довольными улыбками до ушей. Игра удалась.
— Так может проще остаться здесь? — предложила Куки.
— Можно хотя бы этаж сменить. Уже будет достаточно для обновления обстановки.
Мы еще долго сидели вдвоем и болтали о всякой ерунде, такова была стратегия Куки. Она отвлекала, и отвлекала, и отвлекала… И за это я любил ее больше всех на свете. Куки стала моим домом, и было неважно, где жить: в отдельном коттедже или на соседнем этаже.
А потом в лабораторию ворвалась яростная рыжеволосая фурия.
— Вот ты где! Церемония вообще-то через два часа! И ты не должен видеть ее до свадьбы! Неужели так сложно соблюсти хотя бы одно правило? — ругалась Хайдрун.
Куки чмокнула меня в щеку и радостная поскакала в девчачьи укромные закоулки, куда мужчинам вход был воспрещен.
Не всегда место определяет твой дом. Иногда достаточно одного человека, чтобы почувствовать себя уютно. Почувствовать себя, как если бы ты был ровно в том месте и в том моменте, в котором должен быть.
17 февраля 2071 года. 14.00
Томас
— Перестань крутиться! — шикнула Хайдрун на Фабио.
— Зачем вообще эти оранжевые пояса? — ныл Фабио.
— Потому что подружки невесты должны быть одеты одинаково!
— Хватит называть нас подружками! Мы не подружки, мы друзья невесты! — уже в сотый раз огрызнулся Ульрих.
— Вот когда будешь организовывать свадьбу, тогда назовешься, как хочешь. А у меня вы подружки!
Хайдрун даже пальцем погрозила в воздухе. Свадьба сделала ее настоящей занозой в пятке, она нам все три дня продыху не давала, и никакие аргументы типа модификации FAMASа под электропатроны ее не пробивали. Важнее было выбрать цвет оформления ресторана и расстановка стульев по фен-шуй. Не дай бог флуктуации Сатурна пересекут абсолютные градусы Овна, ведь тогда десцендент, в котором эклиптика пересекается с западной половиной истинного горизонта и является куспидом седьмого дома гороскопа и одной из четырех кардинальных точек, закроет заходящую планету. Я не до конца уверен, почему десцендент имеет конфликт с заходящей планетой, но и слово «куспид» меня бесит, а еще Хайдрун говорила что-то про жало скорпиона и в общем я понял, что лучше с ней не спорить.
— Спасибо, что хоть платья на нас не нацепила, — продолжал ворчать Фабио.
На что Миша указал на широкий оранжевый пояс с длинными концами и показал знаками:
«А по-моему нацепила».
Мы дружно посмеялись, чем снова вызвали гневный взгляд Хайдрун.
— Почему вообще оранжевый? — спросил Ульрих.
— Потому что модный в этом сезоне!
— Люди вымерли. Некому решать, что модно, а что нет.
— Я единственный кутюрье на всем материке и я решаю, что модно, а что нет!
Хайдрун нависла над Ульрихом, тот сжался в плечи и больше не произнес ни слова в адрес странных поясов, из-за которых мы были похожи на арабских берберов.
— Куки, сильно не нагибайся! А то платье по швам пойдет! А нам в нем еще меня женить. И Тесс! — крикнула Хайдрун на танцующую Куки.
— Эм-м-м… прости, что? — очнулась Тесса.
Она замерла со стульями в руках и смотрела на Хайдрун с опаской.
— У нас одно свадебное платье на всю гостиницу! — объясняла Хайдрун. — Следующая выхожу замуж я! Где-нибудь через недельку. А потом ты!
— Напомни мне, когда мы это решили? — Тесса была озадачена.
— На еженедельном собрании, которое ты не удосужилась посетить! — Хайдрун все больше выходила из себя.
— У нас проводятся еженедельные собрания? И кто в них участвует?
— Я и Куки!
— Послушай…
— Ты выйдешь замуж, и это не обсуждается, потому что мы должны быть как три сестры, связанные неразрывной дружбой, у нас все должно быть одинаково! — запищала Хайдрун.
В зале стихло, все смотрели на взорвавшуюся Хайдрун и боялись шевельнуться.
— Никаких трусов это не стоит! — воскликнула Тесса и продолжала таскать стулья.
Под жестокий гнет Хайдрун попали все, но никто не смел перечить, понимая, насколько важным было для нее организовать первую в мире свадьбу в период конца света. А потому Падальщики превратились в носильщиков столов и стульев, желявцы — в официантов, и даже Кейн был обязан плести матерчатые косички, украшавшие стулья перед импровизированной аркой, больше похожей на парашют для гнома.
Мне кажется, Хайдрун получала удовольствие от царившей суеты вокруг. Лукавить не буду, все получали. В том числе и я. Два месяца назад наша жизнь в Бадгастайне была настолько скучной и предсказуемой, то казалась одним долгим днем, в котором кто-то выключал свет на ночь: одинаковые дни тянулись как овсяная каша Свена, сползающая с ложки на тарелку, словно была каучуковым лизуном. Сейчас же мы практически жили в небольшой общине, где каждый знал соседа, где мы были одной большой семьей. Разумеется, это не могло не радовать.
Всю церемонию, как и праздничный ужин, разместили в ресторане — это единственное просторное место в восточном блоке, а другие крылья мы и не рассматривали, потому что людям туда нельзя. Так что праздник сегодня придет к ним, и они готовились к нему пуще остальных.
Я нашел Аннику возле длинных столов, она расставляла бокалы и фарфоровые тарелки, которые пылились в кухонных шкафах сорок лет.
— Смотри! Настоящий хрусталь! — сказала она довольная, словно нашла сокровище.
Я уже восемь лет жил в «Умбертусе» и забыл, каково это — радоваться вот таким вот мелочам, вроде хрустальных бокалов.
— Я такие только в Хрониках видела, — добавила она.
— А ты знаешь, почему хрусталь считался лучше стекла? В него добавляли оксиды свинца и бария, чтобы улучшить светопреломляющие характеристики, и потому он так ярко переливает цвета.
Анника скромно улыбнулась и продолжила ставить тарелки.
— Ты очень милый, Томас. Но боюсь твои знаки внимания немного ошиблись с целью.
Анника даже отвергала с нарочитой скромностью, словно извинялась за то, в чем виновата не была. Смущение тут же заиграло розовыми красками на ее бледном лице так ярко контрастирующем с длинными черными, как смоль, волосами. Сегодня она одела льняную тунику, видно новую, и перевязала оранжевым поясом. Я посмотрел на свой оранжевый пояс и понял, что да, я сегодня подружка.
— Я тебе не нравлюсь? — спросил я и тут же сам сгорел в красках стыда.
Не умел признаваться в симпатиях, вообще не знаю, как это делается. Почему бы не спросить напрямик?
— Дело не в этом, — уклончиво ответила она.
— А в чем?
— В том, что у нее шестнадцать детей, — ответила Тесса, смачно посасывая сушеный чернослив.
Она подошла к нам незаметно — воспользовалась своими навыками профессионального убийцы. Я гневно на нее зыркнул. Прям зыркнул, как будто глаза могли искры пускать.